Восстание

Вот и теперь она смотрела через стол на его смуглое бородатое лицо и видела не человека, потерявшего всех своих близких, а кровожадного и бесчувственного военного преступника, отдавшего приказ учинить бойню среди экипажей ее беспомощных кораблей.

– Нет, адмирал, – ответила она голосом, зазвеневшим в тихом кабинете, – я не была в числе героев этой славной битвы.

Под пристальным взглядом Ли Хан Тревейн поднялся с каменным лицом. Его глаза внезапно засверкали. Он обошел вокруг стола, и Ли Хан почти физически ощутила его ярость, подогреваемую чувством невосполнимой утраты. Она поняла, что он в ярости, но не дрогнула и решительно сверлила его своим полным ненависти взглядом.

Тревейн остановился перед Ли Хан, держа руки по швам, сжимая кулаки. Она видела, какого труда ему стоит не ударить ее по лицу. Потом он расправил плечи, с трудом перевел дыхание и превратился из яростного демона в подобие нормального человека. Он ткнул пальцем в какую-то кнопку, и в его кабинете появились космические десантники.

– Уведите военнопленную, – сказал он им, глядя куда-то в стенку над головой Ли Хан. Выполняя команду, десантники подтолкнули ее к дверям, где она оглянулась и внезапно увидела в глазах Тревейна выражение, показавшееся ей отражением происходящего в ее собственной душе. Она не могла объяснить накатившую на нее волну внезапного сочувствия к Тревейну, потому что сама никогда не испытывала такой горькой утраты, какую прочла в его взгляде. Хотя, если подумать…

Вспомнив «Арго Поларис» и детские трупики на его борту, Ли Хан внезапно все поняла. В этот момент ей стало понятно отношение Иана Тревейна к тем, с кем он чуть не сделал то же, что она сделала с Артуром Рюйярдом.

Они с Тревейном снова пересеклись взглядами, и на долю секунды контакт между ними был восстановлен. Однако теперь их хрупкое взаимопонимание касалось и непростительных злодеяний, учиненных ими по отношению друг к другу, – злодеяний, которые до известной степени повторяли в миниатюре те катастрофические и трагические события, участниками которых они оказались. Этой искре взаимопонимания со всех сторон угрожали зловещие волны по-разному понимаемого чувства долга, ненависти и отчаяния, из-за которых добрые и хорошие люди оказались в такой невероятно сложной ситуации. Однако все прекратилось, как только закрылись двери кабинета Тревейна.

Адмирал некоторое время смотрел на закрытые створки. Потом прошел в ванную комнату и очень долго смотрел на себя в зеркало, словно боясь позабыть страшный образ своей души, в полный рост отразившейся в глазах его удалившейся собеседницы.

22. Ответный удар

Военнопленных увезли, а весну уже сменило лето, когда из узла пространства, соединяющего Зефрейн с Рефраком, появился курьерский корабль орионцев. У командира сторожевого корабля, охранявшего этот узел, был совершенно определенный приказ, как действовать в таких исключительных обстоятельствах. Он получил от нежданных гостей краткое сообщение, и они скрылись так же стремительно, как и появились. Затем это послание было передано на корабль Военно-космического флота Земной Федерации «Горацио Нельсон» в виде закодированного тончайшим сверхскоростным лазерным лучом сигнала. Антенны приемников «Нельсона» уловили его в пространстве и таким же недоступным для перехвата лучом передали его в Дом правительства, где Иан Тревейн немедленно созвал экстренное совещание Верховного Совета.

– Орионцы еще немногословнее обычного, – сказал он собравшимся. – Они передают, что менее чем через три земных недели из Рефрака прибудет посланник. И больше ничего. – Адмирал пожал плечами. – Это первое посещение Зефрейна орионцами с начала военных действий. Более того, насколько мне известно, это вообще первое посещение любого района Земной Федерации высокопоставленным орионским чиновником за все это время. О целях этого посещения ничего не говорится, но, держу пари, это что-то серьезное. Не забывайте, что орионцы не любят растекаться мыслию по древу. Чем важнее сообщение, тем лаконичнее они его излагают. – Тревейн полагал, что некоторые из присутствующих, часто страдавшие многословием, могут понять его намек, но особых надежд на это не питал. – Поэтому, – заявил он в заключение своего выступления, – к нам наверняка прибудет весьма высокопоставленный орионец. Возможно, сам Леорнак.

– А может, кто-нибудь поважнее? – спросил Барри де Парма.