Восстание

Он врезался в щит одного из воинов. Тут же другой рубанул по его запястью, обезоруживая его. Затем руки схватили его, подняли в воздух и пронесли по линии фронта, нанося колотые ранения на ходу. Даже несмотря на то, что его снова и снова ранили, он продолжал выкрикивать свой боевой клич.

Сквозь римский строй пронесся ропот, а затем послышался голос Макрона, ясный и властный.

— Вы его слышали! Убить их! Убить их всех!

Он рванулся вперед, его отряд последовал за ним, когда он прорвался через первый ряд, а затем, словно одержимая одной волей, Восьмая Иллирийская в полном составе рванула за ним.

— Нет… — пробормотал Катон в отчаянии, но через мгновение обнаружил, что также бежит со своими людьми. Десятая Галльская последовала их примеру, а затем легионеры Двадцатого легиона с мощным ревом двинулись вперед, в полном строю.

Перепрыгивая через блестящие тела мертвых и умирающих, вспомогательные войска врезались в линию врага, импульс атаки отбрасывал передние ряды назад к их товарищам. Слева от себя Катон видел, как тяжелая пехота легионов прорывалась в центр вражеской линии, сгоняя ее вниз по склону так, что образовался широкий клин, в то время как воодушевленные единым порывом римляне продвигались вперед. Внезапность атаки, а также яростные рубящие и колющие удары римских мечей заставили врага отступить, его ряды настолько уплотнились, что они не могли свободно управляться своим оружием.

Катон сражался так же, как и его люди, без причины, без размышлений, нанося удары по врагам, оказавшимся перед ним. Десятки мятежников были уничтожены его людьми, тогда как ауксилларии сражались, словно неистовые фурии, нанося удары щитами и мечами, убивая и двигаясь дальше по мертвым и умирающим, спускаясь по склону, шаг за шагом. Огромный крик отчаяния поднялся среди вражеской массы, заглушив сплоченные крики немногих вождей и воинов-лидеров, уцелевших после римского нападения. Молния поймала и заморозила яркие картины рычащих и испуганных лиц, брызги крови и переплетения оружия, поднятого над двумя сторонами, словно поле из серебряных шипов.

Перед Катоном образовалась брешь, и он увидел, что враги рвут строй и бегут, спасая свои жизни, скользя и спотыкаясь по размякшему, грязному склону. Некоторые в ужасе бросали свои щиты и оружие, пытаясь избежать мстительного гнева римлян, сметающих все на своем пути. Его внимание привлекло стремительное движение справа, и он увидел темные тени Квадрилла и его людей, спешащих присоединиться к бойне, а не битве. Конница расколола фланг противника и атаковала тех, кто пытался от нее бежать.

Подойдя к ручью, Катон почувствовал, как его калиги увязли в грязи. Грязная жижа с прожилками крови разлеталась, когда люди с обеих сторон пробирались сквозь клейкую трясину. Многие из тех, кто падал, заставляли других падать на них сверху, и они отчаянно дергались, пока не утопали или не были сражены лезвиями римского оружия, пронзенные насквозь. Римляне прорвались через реку, вода теперь текла с кровью, капли дождя разметались от потревоженного течения. Легкие Катона горели от усилий, с которыми он боролся с мечом и щитом, пока он продирался через илистое пространство на дальнем берегу ручья. Он мог слышать испуганные крики сопровождающий бриттский лагерь, когда первый из беглецов достиг плотной линии повозок и телег и раскрыл масштаб разворачивающейся катастрофы.

Некоторые враги нашли в себе смелость повернуться и сражаться. Небольшие группы воинов и более крупные отряды мрачно удерживали свои позиции, пока их лидеры призывали их дорого продать свою жизнь. Их усилия оказались тщетными, поскольку римляне окружали и сокрушали их, прежде чем двинуться по их телам в поисках новой добычи.

Конечности Катона становились все более тяжелыми и вялыми, пока он убивал и продолжал убивать снова. Он осознавал, что темпы римского наступления замедляются и что отступление врага также приостанавливается. Когда между ним и повстанцами образовалась новая пропасть, он остановился, тяжело вздымая грудь, и поднял голову, чтобы рассмотреть ужасное зрелище. Многие из сопровождающих лиц из лагеря мятежников сидели или стояли перед фургонами и телегами, и теперь они были прижаты к ним, поскольку воины были отброшены назад, пока они не оказались слишком плотно сбиты, чтобы как-то двигаться, не говоря уже о том, чтобы сражаться. Воздух наполнился воплями и воем, пока легионеры и ауксилларии рубили своих беспомощных противников, а затем забирались на их тела, чтобы безжалостно убивать тех, кто стоял позади. Всякая сплоченность когорт рухнула, и каждый человек предался изнурительной резне вражеских воинов, их женщин и детей. Были и те, кто просил о пощаде, но их просьбы были проигнорированы людьми, которые видели и слышали сообщения и слухи о зверствах, творимых последователями Боудикки.