Восстание

— Утром, — сказал Силов. — Придет и у тебя каталог спросит, а ты скажи: «Каталог, мол, на столе для выписки». Тогда он тебе скажет: «Экий я бестолковый, где надо, и не поглядел»… Экий я бестолковый, где надо, и не поглядел… — повторил Силов. — Потом в каталоге пороется и тебе бумажку даст с теми самыми номерами, которые на книгах наклеены. Запомнила?

— Запомнила, — сказала Ксенья.

Она взяла верхнюю книгу, раскрыла ее и, подвинувшись ближе к лампе, стала читать.

— Садитесь, чайку выпейте, — сказала Прасковья Васильевна и подвинула Силову стакан чаю.

— Чайку можно… — Силов присел к столу. Выглядел он усталым, и глаза у него слипались. — Поспать бы сейчас, — сказал он. — Приду домой, завалюсь на сутки…

— А ты здесь ложись и поспи, — сказала Ксенья, не отрываясь от книги.

Силов зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Нельзя, — проговорил он. — Разосплюсь — не разбудишь, а у меня еще дела… Сейчас бы бежать надо, да сидеть приходится, коли в гости пришел. Приметит кто-нибудь, что сразу из дома выскочил, подозрительным показаться может: «Чего это, — подумает, — человек взад-вперед шныряет?»

Силов пригубил чай и поставил стакан обратно на блюдечко.

Лена поглядывала то на Ксенью, то на Силова, и ей казалось странным, даже обидным, что оба они ведут себя так, будто ничего не случилось: Ксенья читает, нахмурившись, а Андрей Никанорович, позевывая, пьет чай.

«Чудные какие-то», — думала она, забывая, что Силов две ночи печатал в подпольной типографии те самые листовки, которые сейчас лежали в книге, что он давно пережил то чувство тревоги, восторга и ожидания, которое сейчас испытывала она, и что он едва держался на ногах от усталости. Ее обижала будничность чаепития, сердили нахмуренные брови Ксеньи, читающей в одиночку, словно для нее одной было написано письмо Ильича, а не для всех. Ей хотелось, чтобы сейчас, в эту минуту, все было не таким, как всегда, а таинственным и торжественным, как сон, в котором все свершается. Ведь это была не такая листовка, какие обычно приносил Андрей Никанорович, нет, это было письмо самого Ленина. — «Ленина! — думала она. — Завтра все узнают и все поймут, что нужно делать… Завтра… Почему они молчат? Почему они не говорят о том, что будет завтра?»

Она на цыпочках подошла к Ксенье и заглянула через ее плечо. Она увидела листовку величиной в страницу книги. Сверху крупными буквами было напечатано: «Письмо тов. Ленина к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком». Дальше шел мелкий шрифт. Вглядываясь в строки через плечо Ксеньи, Лена стала читать.

«Товарищи! Красные войска освободили от Колчака весь Урал и начали освобождение Сибири. Рабочие и крестьяне Урала и Сибири с восторгом встречают Советскую власть, ибо она выметает железной метлой всю помещичью и капиталистическую сволочь, которая замучила народ поборами, издевательствами, поркой, восстановлением царского угнетения.

Наш общий восторг, наша радость по поводу освобождения Урала и вступления красных войск в Сибирь не должны позволить нам успокоиться. Враг далеко еще не уничтожен. Он даже не сломлен окончательно.

Надо напрячь все силы, чтобы изгнать Колчака и японцев с другими иноземными разбойниками из Сибири. И еще большее напряжение сил необходимо, чтобы уничтожить врага, чтобы не дать ему снова и снова начинать своего разбойничьего дела…»

— О наших ничего не слышно? — тихонько спросила Прасковья Васильевна борющегося с дремотой Силова.

Лена приподняла голову и прислушалась.

Силов посмотрел на Прасковью Васильевну, помигал воспаленными веками, будто что-то припоминая, и сказал:

— Как же не слышно? Под станицею Богдать японцев крепко поколотили… Сто сорок шесть мостов сожгли, в газетах писали…

— Так-так… — сказала Прасковья Васильевна. — Я о Никите…

— И я о Никите, — сказал, улыбнувшись, Силов. — Где партизаны, там и Никита.

— Так-так, — сказала Прасковья Васильевна.

Лена ниже склонилась над плечом Ксеньи и, с трудом издали разбирая мелкий шрифт, стала читать дальше. Она читала и думала о партизанах, о Никите, о Лукине, о всех своих друзьях, которые там, в Забайкалье, тоже будут держать в руках это письмо Ленина и тоже будут читать его, как читает сейчас она.