Восстание

Но чуда не случилось. 19 декабря восстали рабочие Черемховских копей и захватили на рудниках власть, 21 декабря восстал Нижнеудинск, и в собственном своем салон-вагоне Колчак слышал залпы рабочих дружин, 22 декабря партизаны Щетинкина заняли Красноярск, и 24 декабря ночью было получено известие о восстании в Иркутске, в том самом Иркутске, куда так стремился адмирал.

Однако Колчак все еще не хотел сдаться и ждал. Он твердил своим приближенным, что до конца будет нести «крест власти», и посылал телеграммы атаману Семенову, требуя решительных действий против иркутских «бунтовщиков».

Семенов послал войска, но они не выполнили приказ адмирала. Они были наголову разбиты рабочими дружинами и партизанами верхоленского отряда. Они бежали назад в Забайкалье.

Тогда Колчак решил созвать военный совет своих приближенных. Собрались ночью в салон-вагоне адмирала. Окна были зашторены, а на столе горел трехсвечник.

Колчак сидел, глубоко уйдя в кресло и положив на стол длинные кисти рук. Он был весь в черном и напоминал иезуитского монаха. На желтом лице его лежала скорбь, но не смирение. Он решился наконец сложить «крест власти», но готов был немедленно и снова водрузить его себе на плечи, если счастье вновь улыбнется ему. Толстенький премьер Пепеляев с зализанными височками сидел на краешке кресла, положив ногу на ногу, и с сердитым нетерпением грыз ногти, грыз так же жадно и зло, как грызет лошадь борт колоды, ожидая, когда в пустую колоду всыплют овес. Полковник Сыробоярский — полномочный представитель атамана Семенова — грузно стоял за креслом премьер-министра и, подняв бровь, округлившимся глазом смотрел на синеватое пламя свечей. Тут же у стола, по левую руку адмирала, сидел директор канцелярии верховного правителя генерал-майор Мартьянов. Перед ним лежал чистый, без единой помарки, блокнот. В руке Мартьянов держал карандаш и внимательно разглядывал его заточенный острый графит. В сторонке, как свидетели, а не как участники военного совета, сидели, плотно сдвинув кресла, генерал-майор Самойлов и товарищ министра иностранных дел Жуковский. Жуковский вздыхал и поминутно посматривал на часы. Самойлов хмурился и глядел в пол.

— Положение в Иркутске стало критическим, и я собрал вас, господа, чтобы выслушать ваши советы, — сказал Колчак, посмотрел на своих приближенных генералов и министров, но ни с кем не встретился взглядом — Пепеляев продолжал грызть ногти, Мартьянов сосредоточенно вертел в руке карандаш, Самойлов сильнее хмурился, а Жуковский опустил веки, будто его сразу кинуло в сон.

— Положение в Иркутске стало критическим… — повторил адмирал.

Несколько секунд все молчали. Колчак опустил голову и смотрел на свои синеватые ногти.

И вдруг взорвался Пепеляев.

— Еще бы! — вскрикнул он и сжал маленькие кулачки. — Мы потеряли поддержку союзников… Мы, с позволения сказать, сами вручили власть Политцентру, причем, с позволения сказать, в самый неподходящий момент… В момент восстания… Я предупреждал, Александр Васильевич, я предупреждал… Пусть нас рассудит бог…

Он не мог больше усидеть в кресле, вскочил и забегал по вагону, то удаляясь в темный угол, то приближаясь к столу и так размахивая руками, что колыхалось пламя свечей.

Колчак, скосив глаза, но не поднимая головы, следил за премьером и то хмурился, то кривил рот в лукаво-презрительной усмешке.

Пепеляев говорил пространно и горячо, словно произносил программную речь перед вновь сформированным кабинетом. Он все знал и все предвидел, будто сам побывал в Иркутске: и в своем совете министров, и в Политцентре, претендующем на власть, и в поезде Жанена, вдруг порекомендовавшего Колчаку отречение, и даже среди верхоленских партизан, разбивших семеновские отряды. Он говорил запальчиво и резко, и в каждом слове его сквозил упрек, словно он не совет давал, а мстил Колчаку — единственному виновнику случившегося.

— Мы упустили время, Александр Васильевич, и прошлого не вернешь. Вчерашний день, с позволения сказать, за шиворот назад не притащишь. Вам нужно было, когда я советовал, уехать к Деникину и предоставить нам свободу действий. Мы бы объявили новый курс политики, мы бы объявили о созыве сибирского учредительного собрания, земского собора. Амнистия… Да-да частичная амнистия для умиротворения умов… Мы бы предотвратили восстание или отдалили его… У нас было бы время, и мы успели бы получить помощь. Обещанные Моррисом войска, японцы… Министр Третьяков уехал в Забайкалье, чтобы привести в Иркутск японцев… Все было бы хорошо, но вы медлили, и вот, с позволения сказать, результаты…