Восстание

Опять же. Это было проще, нежели сражаться на поле битвы за имя отца.

За что я люблю Буддиста, так это за то, что он быстро понимает намеки отвалить.

– Если бы у Фунчозы был доступ к Триггеру, то и контроль управления нами был бы у Васаби. Но такого никогда не произойдет, потому что Фунчоза ватула (санскрит – «сумасшедший»), и он тебе не пара.

– Еще раз скажешь нечто подобное и не досчитаешься своих татуировок! – балисонг продолжал надежно лежать в моей ладони.

Как будто Буддист первым высказал свое дешевое мнение о том, кто для меня пара, а кто нет. Люди вообще любят учить друг друга жизни, целое сборище недоделанных профессоров.

Но Буддист лишь ухмыльнулся. Я знаю, что он обожает поддразнивать меня насчет Фунчозы, и я ему это позволяю, потому что знаю, что Буддист говорит это не всерьез. Его забавляет моя неконтролируемая ярость. Мы с ним дружим с раннего детства, мы переживали взлеты и падения, подставляя плечи друг другу, ведь путь к спецотряду нелегок, ой как нелегок. А путь Падальщика еще коварнее.

Восемь лет назад, когда произошел прорыв базы, Ной получил смертельное ранение в грудь, сердце просто в клочья разорвало. Но его спасли, вживив ему искусственное сердце – титановые пластины с магнитной левитацией, которые и качают кровь по еще человеческим сосудам. Мне кажется, настоящий Ной умер в тот день. Потому что, когда он проснулся, он вдруг превратился в мудрого старика, начал изучать буддизм и вытатуировал на своем теле целые тексты на санскрите. Он до сих пор никому не признался, что означают эти письмена. Даже мне. Говорит, что узнаем, когда придет время. После смерти в него определенно вселился какой-то высокомерный кретин.

Буддист для меня как надоедливый старший брат со своими раздражающими нотациями, вроде того, что моя Гёдза достойна лучшего, нежели Фунчоза. А я продолжаю каждую ночь убегать из дома, чтобы повеселиться с Тормундом, просто потому что люблю этого безумного болвана.

Вдруг послышались шаги. Их обладатель приближался из-за угла, но в пустынных коридорах всегда селится эхо, которое как призрак ловит звуки и разносит их по всем углам далеко наперед идущего. Мы с Буддистом напряглись. В моей ладони прятался открытый балисонг, Буддист наконец вышел из своего транса и встал рядом со мной в позицию боевой готовности к рукопашной схватке. Так, на всякий случай.

Мелкие шаги были легкими и быстрыми, они сразу показались нам странными. Это был необычный человек. Скорее, лилипут или…

– Это и есть наш связной? – спросил Буддист в легкой растерянности.

Я смотрела на нечто неестественное в данной ситуации и раздражалась на вопрос Буддиста: это он должен знать ответ на любой вопрос! Где же польза от твоих астральных путешествий, если ты даже за угол заглянуть не можешь?

К нам приближался мальчик лет шести в черной трикотажной форме Желявы, у него были черные как смоль волосы и такие же черные бездонные вылупившиеся на нас глаза, как у охотившегося сыча. Он смотрел на нас, не моргая, мне даже стало жаль его, может, по пути сюда он успел в штаны наделать от страха. Детей во всех блоках водится в некотором количестве, но этот точно был не из числа обычных детей: во-первых, он шел уверенным шагом к нам – двум растатуированным убийцам, у одного из которых в руках сверкал нож; во-вторых, он появился здесь ровно в тот момент, когда мы ждем загадочного агента от Алании. Совпадение? Не думаю. На Желяве детей всего несколько сотен, они не появляются внезапно и нечаянно, их мамашки-клушки над ними трясутся целыми отсеками и вот так бродить в одиночку им никто не позволит.

Малец остановился перед нами. С минуту мы молча разглядывали друг друга. Он смотрел на нас снизу вверх и изучал татуировки Буддиста: иероглифы санскрита покрывали все его тело с головы до ног, включая голый торс, которым он любил хвастать. Я же отличалась не меньшей разрисованностью змеями, которые расползлись по моим ключицам и рукам. Пацан был заворожен рисунками и даже рот открыл от изумления.

– Да уж, Алании следовало быть специфичнее в своих подсказках насчет агента, – произнесла я, указав кончиком ножа на мальца.

Из-за пристальной слежки мы с Аланией не можем общаться в открытую, только через «глухой телефон»: он сказал, что она сказала, что они сказали, что она сказала, что они будут вас там ждать. Во сколько? Она сказала, что он сказал, что они сказали, что она спросила…ну в общем и так далее. Целый день тратим на то, чтобы закончить одну фразу.

Завидев в моей руке нож, малец выпучил на меня глаза еще шире, я прямо ждала звука лопающейся кожи вокруг его глазниц. Ну или хотя бы смачного шлепка упавшей на бетонный пол какашки.

– Шутишь? Да Алания – гений! – довольно хмыкнул Буддист.

– Рисковать детьми? Это, по-твоему, гениальность?

– Военный блок не следит за детьми, потому что не видит в них угрозу. Детей все население оберегает, как зеницу ока. Вся Желява, сама того не подозревая, защищает пособников бунта. Так что да, тактика Алании гениальна.