Восстание

Бургомистр внешне оставался очень спокойным и непоколебимым. Он наклонил голову, прищурил глаза и ехидно посмотрел на Хайнике. Подумал: «Они никак не могут дождаться русских, вот и хотят сотворить что-нибудь сами!» Эта игра начинала доставлять ему удовольствие. Ведь пока он ведет словесную дуэль, с ним ничего не случится. Антифашистское правительство? Но что это такое? Где оно? Может, это Хайнике и Ентц? Или еще кто-то его представляет? Ну, с этими двумя он бы справился, как справлялся со многими другими, кто хотел подставить ему ножку. Он прошел большую школу как оратор. Он умеет аргументировать. Он уже научился из черного делать белое и так подавать ложь, что она казалась весьма правдоподобной.

— А кто, хотел бы я знать, будет распоряжаться судьбой города, если меня отстранят от должности?

Хайнике и Ентц несмело переглянулись. Всего они ожидали от бургомистра — и женского хныканья, и неуклюжих уловок, и истерики, но только не такого самообладания, которым он их буквально сразил.

Доктор Рюссель перехватил их взгляды. Теперь он с каждой секундой все больше убеждался в том, что если и отступит, то только под угрозой применения силы. Силу же, как он думал, они не применят.

А у Ентца чесались кулаки. Он кипел от ярости, но не знал, на чем ее сорвать. Оглянувшись, он не увидел ничего такого, что можно было бы разбить или поломать. Ентц уже хотел было открыть окно, схватить Рюсселя и выбросить его на улицу. Пусть подобрали бы бургомистра с проломанным черепом. А потом будут похороны с барабанной дробью и завыванием духового оркестра. Кто-то скажет: «Теперь власть принадлежит нам!» Люди будут выплакивать двенадцатилетнее горе. А этого, с проломанным черепом, быстро забудут, даже никто и в шутку не споет: «Был у меня камрад…» На могиле его установили бы памятник, где было бы высечено: «Здесь покоится чума!»

— Так что же вы хотите, герр бургомистр доктор Рюссель? — во весь голос закричал Ентц.

— Работать, — тихо ответил Рюссель.

В этот момент Ентц окончательно понял, что они зря пришли сюда. Одними словами бургомистра не выдворишь с занимаемого им поста. Их расчеты оказались слишком наивными: вот так прийти в ратушу, сказать: «Мы хотим взять власть в свои руки» — и ждать, что действительно им так просто ее и передадут.

— Господа, — продолжал доктор Рюссель, которому стало ясно, что шансы его возросли, — я рад вашему визиту. Я обдумаю ваши интересные предложения. Я очень благодарен вам.

Ентцу казалось, что они уже целую вечность находятся в кабинете Рюсселя. Ентц уже подбирал крепкое словцо в адрес бургомистра. Хайнике же в этот момент решил закончить этот бессмысленный разговор и уйти, оставив Рюсселя в том неопределенном положении, в котором он сейчас был. Хайнике повернулся и, оперевшись всем корпусом на трость, направился к выходу. За ним пошел Ентц, хотя его все еще обуревало желание выбросить доктора Рюсселя из окна. Ентцу хотелось хоть что-то сотворить, чтобы отделаться от навязчивой мысли, будто они потерпели поражение. Но в голову как назло ничего не приходило. Ентц не обернулся и даже не закрыл за собой дверь. Они спустились по лестнице. Улицы заливало майское солнце. Они медленно шагали по дорожке, обсаженной розами. В воздухе был разлит запах сирени. Листья рододендронов голубели в лучах солнца.

Первым заговорил Хайнике:

— Сначала надо решить с ландратом, а уже потом с бургомистром. Ландрат поважнее.

— Ты думаешь?

— Выбора у нас нет, — ответил Хайнике.

А наверху, в ратуше, д-р Рюссель закрыл за посетителями дверь и, усевшись за письменный стол, покачал головой. Затем встал и подошел к окну. По улице маршировала рота солдат. На обочине дороги стояли повозки, нагруженные матрацами и прочей домашней утварью. Это были беженцы из восточных районов, кочевавшие вместе с отступающими войсками. Бежать дальше было уже некуда, да они и не хотели. Война кончилась, а стало быть, зачем, да и куда бежать? Они теперь хотели найти себе крышу над головой. Но не находили. С понурыми головами стояли и лошади. Передышка была для них явно недостаточной. Повсюду на улице слышались крики и ругань. Они долетали и до доктора Рюсселя. Внезапно раздался выстрел, и опять наступила тишина. Строем прошла рота солдат.

9

Около десяти часов утра Раубольд пересчитал всех собравшихся в Зеленом театре. Их оказалось сто двадцать три. У них было сорок шесть винтовок, семнадцать автоматов, восемьдесят два фаустпатрона (из них одиннадцать без запалов) и шесть пистолетов. Фаустпатроны Раубольд распорядился отложить в сторону. Он с ними не умел обращаться, да и другим не доверял, считая фаустпатроны изобретением дьявола.