Восстание

Доктору Каддигу хотелось поскорее приподнять стаканчик, под которым лежали игральные фишки, чтобы узнать, кто же выиграл. Время летело, и он уже перестал замечать, который час. На лице его играла полуулыбка. Каддиг откинулся на спинку кресла и провел рукой по тощему волосяному покрову, сохранившемуся у него на голове. Он опять начал успокаивать себя, что все обернется к лучшему. Тогда он сможет в спокойной обстановке написать свое прошение об уходе в отставку. Пусть у него нет преемника. Он оставил бы свое прощальное письмо на столе. Ведь кто-нибудь заметит дом, где некогда размещалось районное начальство! Смотришь, и войдет кто-то в здание, найдет его письмо и, уяснив суть, усядется в кресло ландрата. В общем-то получался неплохой заключительный аккорд, который обеспечивал ему пенсионный отдых вдали от тревог и волнений. И поглядывал бы он тогда на все события, происходящие на житейской сцене, как зритель в театре!..

В кабинет вошла Шарлотта Крушка и сообщила:

— С вами хочет поговорить священник Пляйш.

Каддиг встал, остановился возле письменного стола. Увидев Пляйша, пригласил его жестом, предложил кресло.

Прежде чем сесть, священник сказал:

— Опасность ситуации, в которой мы по милости божьей оказались, обязывает меня посоветоваться с вами относительно того, как отвести несчастье от города.

— Какое несчастье? — осторожно спросил Каддиг, сделав глупое выражение лица.

— Вы знаете не хуже меня, что катастрофы не миновать, если Вальденберг захватят и будут им править неучи. Нельзя допустить этого!

— Кого вы имеете в виду? Русских?

— Именно их.

— «Это было в начале весны. Мы ехали уже второй день. В поезд входили и выходили пассажиры, которые ехали на незначительные и более дальние расстояния. Только три пассажира были, подобно мне, в пути от самой начальной станции…»

— Что это? — спросил Пляйш.

— Поэзия. Крейцерова соната. Это — русский, Толстой. Вам следует это прочесть, господин священник.

— А кто в поезде?

— Я, вы, ну а потом увидим, кто еще подсядет, чтобы какое-то расстояние — большее или меньшее — проехать вместе с нами.

Пляйш не был удовлетворен встречей с Каддигом. Он рассчитывал увидеть ландрата дрожащим от страха. Пляйш сложил под столом ладони, но не так, как делал это тысячу раз перед молитвой. Сейчас в нем кипела злость. Он с удовольствием бы проехался по физиономии Каддига и изо всех сил сжимал свои ладони, чтобы случайно не произнести нецензурного слова. Пляйш долго сидел неподвижно, глядя в окно. Священник не знал, как возобновить разговор с Каддигом. Сделать Каддига своим союзником Пляйшу не удалось. Ничего не выходило у него и с идеей объединить людей, которые долгие годы были связаны меж собой службой. Разве недостаточно всех этих событий для того, чтобы очнуться ото сна? Ведь это только говорит о его неуверенности, раз Каддиг начал цитировать какого-то русского. Значит, он рассчитывает, что в Вальденберг придут русские? А если бы ждали американцев, то он наверняка бы вылез с пустой цитатой какого-нибудь американца? Этому Каддигу обязательно требовался человек, который подсказывал бы ему, что нужно делать. Один он становился нерешительным и трусом, каким, кстати, всегда и был. Пляйш подыскивал для Каддига какое-нибудь веское ругательство. Священник положил руки на стол, посмотрел на них и опять сложил вместе.

— Одними мечтами, господин ландрат, ничего не предотвратишь, — начал Пляйш.

— Да, в эти дни вряд ли кто мечтает. Во всяком случае, я так думаю. Многие размышляют, но не мечтают. Это точно. И о чем мечтать-то? Вот вы хотите предотвратить грядущее. Зачем? Кто от этого выиграет?

Все это доктор Каддиг проговорил медленно и тем тоном, каким обычно в былые, спокойные времена любил рассказывать о прекрасно проведенном летнем дне. Мнимое удовлетворение было написано на его лице. Понимая это, Пляйш буквально выходил из себя.

— Господин ландрат, — резко отчеканил он, — у вас опасные мысли.

— Опасные? — переспросил Каддиг, и в уголках его рта появилась самодовольная улыбка. — А разве выжидать считалось когда-нибудь опасным?

Каддиг сделал рукой какое-то неопределенное движение, стремясь выразить свое сожаление, но получилось так, что лишь подчеркнул свою беспомощность.

— Да, вы транжирили время многие годы! — добавил Пляйш.

— Да и вы, священник, все время помалкивали.

— Но зато сейчас хочу говорить и благодарить бога, указавшего нам путь!