Восстание

— Жаль, Кальмус, а я-то думал, что мы с вами обо всем договоримся. Я хотел разрешить и ваши, и наши трудности.

Кальмус встал. Музольту в этот момент хотелось остановить Кальмуса, сказать, что он согласен, если даже они отдадут хотя бы десяток лошадей.

Кальмус, дойдя до двери, обернулся. Если б он мог угадать мысли Музольта в эту минуту!..

— Я должен сообщить о нашем разговоре крестьянскому совету, — проговорил Кальмус и вышел из кабинета.

Музольт из окна наблюдал за тем, как Кальмус прямо на путях разговаривал со своими людьми. Крестьяне, оживленно жестикулируя, что-то возбужденно доказывали.

При одном виде крестьян в желудке у Музольта начались колики. Он охотно выпил бы несколько глотков воды, но не решался подойти к водопроводному крану, боясь хоть на минуту оставить крестьян без присмотра.

Вот Кальмус направился через пути обратно. Сердце Музольта забилось чаще, он вышел на середину кабинета и стал ждать прихода вожака крестьян.

— Мы принимаем ваши условия. Вы можете получить от нас лошадей, восемьдесят две лошади.

И Кальмус усмехнулся.

— Лошади нужны нам немедленно! — сказал Музольт.

— Немедленно?

— Вы — мошенник! — вскипел Музольт.

— Крестьянский совет решил отдать вам лошадей при условии, что вы разрешите нам остаться в городе. У нас уже нет сил ехать дальше. Корма для лошадей у нас нет. Не ждать же нам, когда они начнут околевать? Так уж лучше их отдать вам. А у вас есть сено и овес для лошадей?

— Нет, — ответил Музольт.

— Лошади едят только овес и сено, — иронически заметил Кальмус, а про себя подумал, что он одержал победу.

— Я не дурак и хорошо знаю, чем питаются лошади, — ответил Музольт, — но я еще не знаю такого случая, чтобы колбасы из лошадиного мяса ели овес.

И вновь испеченный комендант железнодорожной станции Вальденберг от имени антифашистской власти написал записку следующего содержания: «Настоящим удостоверяю получение восьмидесяти двух лошадей. Музольт».

Ровно через час шестеро из отряда Музольта и двадцать крестьян гнали лошадей из Вальденберга на спортивную площадку, что находилась неподалеку от здания ратуши.

15

Мартин Грегор хорошо выспался. Выйдя во двор, он стал обливать себя водой из шланга, так как жара была нестерпимая. Он пускал сильную струю воды то на спину, то на голову. Из окна кухни за ним наблюдала жена. Она видела, с каким удовольствием мылся ее Мартин. Жена была обеспокоена, так как по одному виду Грегора уже знала, что муж сегодня вбил себе в голову какую-то идею, а она этого никогда не одобряла.

Мартин долго плескался под струей воды, не желая расставаться с ее прохладой. По мере того как охлаждалась его голова, в ней появлялись здравые мысли.

В половине одиннадцатого Мартин натянул на себя чистую рубашку. Жена не спросила его ни о чем.

— Я скоро вернусь, — сказал он и легкой походкой вышел из дому.

Шел он той же дорогой, что и в ночь на четверг. Мартину казалось, будто город за эти дни изменился: улицы стали шире, дома — выше. Георг потянул носом: пахло весной. У домов стояли люди, обсуждая только что переданное по радио сообщение. Жители поддерживали распоряжение. Не в их же домиках размещать этих беженцев! Горожанам и без них тесно…

Когда Грегор приблизился к одной такой группе, разговоры сразу же стихли. Все уставились на Грегора, но никто не произнес ни слова. Грегор подчеркнуто громко и вежливо поздоровался со знакомыми.

Мартин подошел к дому священника. Окна дома были завешены. Грегор тихо выругался, решительным шагом направился к двери и забарабанил в нее своими здоровенными кулачищами. Затем нетерпеливо дернул старомодный звонок, которым пользовались только прихожане. Для почтальона на двери был электрический звонок. Мартин нажал и его. И хотя никто не шевелился за дверью, Мартин почувствовал, что священник находится дома.

— Да выходи же ты поскорее, старый хитрец! — не удержался и крикнул Мартин. Ему хотелось, чтобы священник не скрывался в своем доме, а вышел бы к людям и постарался бы воздействовать на них. Ему нечего бояться, пусть выйдет, и он все ему объяснит. Если же он не откроет дверь, Грегор может и выломать ее.

Пляйш давно слышал стук в дверь. Он потихоньку спустился по лестнице, но медлил открывать, хотя по характеру был человеком неробкого десятка. Священник думал о том, как ему принять Грегора. Наконец решил открыть дверь с таким видом, будто ничего не случилось.

Открыв дверь, священник лицом к лицу очутился с Мартином. Оба молчали. У Грегора сработала привычка, и он отвесил священнику едва заметный поклон. Священник жестом пригласил его войти в дом, хотя в душе надеялся, что Грегор на пороге объяснит причину своего визита.

Однако Мартин поднялся на две ступеньки. Священник сделал шаг в сторону. Теперь они стояли на одной ступеньке и смотрели друг другу в глаза.

Под пристальным взглядом Грегора священник съежился. В этот момент Мартин нанес ему удар, да такой, что у него заломило руку. Падая, священник ударился головой о косяк двери.