— Почему ты не предупредил о Рихтере? — стиснув зубы, я ухватился за подол его куртки? — Из-за этого
— Я вижу далеко.
—
— У меня была причина.
— Более важная для будущего человечества? Ведь именно в этом была вся суть, — может, это нападение отвлекло Рихтера от убийства ещё большего количества людей, или в пути все заболели бы костоломной лихорадкой и умерли в муках? — как я могу снова тебе довериться?
— Беги, Охотник. Или пойдёшь на мясо.
Довериться ему — всё равно что сыграть в русскую рулетку, ещё и не с одной пулей в барабане.
Он склонил голову.
— Пора идти. Я думал, ты хочешь её увидеть.
— Конечно, хочу! Очень. Вот только была бы у тебя ножовка…
Размытым взглядом я проследил за движением его рук. И увидел, как
Перед глазами снова всё поплыло. Я с силой тряхнул головой.
— Я на грани отключки,
Он опустился на колени.
—
— Ты готов сражаться, чтобы выбраться? — спросил я, хотя до этого он ни в одном бою даже пальцем не пошевелил. — Иначе нас поймают и запрут здесь обоих.
Когда Мэтью снова на меня посмотрел, на долю секунды я его как будто не узнал, словно увидел совсем другое лицо. Или… маску. Ну никак не похож он на парня, с которым мы прожили бок о бок несколько месяцев.
Но потом он улыбнулся привычной глуповатой улыбкой и снова стал Дураком.
И тут
Глава 24
Императрица
Я сижу у камина в бабушкиной комнате и держу в руках книгу, вгоняющую меня в дрожь.
Ну конечно же, род Императрицы должен иметь хроники.
Я не знаю, схожу ли я с ума, или уже сошла, или бабушка просто соврала, но неужели она и правда показывала мне эту книгу полжизни назад? Как я могла такое забыть?
И Мэтью, и Селена говорили, что мой род вёл хроники, но я решила, что эти знания передавались устно или вроде того.
И вот бабушка вытащила из своей сумки тяжелую древнюю на вид книгу в потрепанной обложке, похожей на кожу Бэгмена.
То, что книгу я так и не узнала, очень потрясло бабулю. Она прилегла на кровать, будто постарев лет на десять.
— Неудивительно, что ты не решаешься их убивать, — сказала она, словно найдя объяснение этой невообразимой дикости.
И вот снова смотрит на меня, как ястреб.
— Ничего?
Я отрицательно помотала головой.
— Ну как ты можешь не помнить?
— Мне было всего восемь лет, когда ты уехала. И мне строго-настрого запрещалось вспоминать о том, чему ты учила, — даже в таком юном возрасте я оказалась достаточно взрослой, чтобы понять, что мама прогнала бабушку за её убеждения; поэтому неудивительно, что я вытеснила из головы всю информацию об Арканах, лишь бы избежать подобной участи, — когда же я подросла, и начались видения про апокалипсис, мама обвинила во всём тебя и отправила меня психушку. Где меня… перепрограммировали.
Меня накачивали лекарствами и спрашивали:
А выходит, я помню далеко не все события своей жизни. Даже хуже: я вообще не понимала, что лишилась этих воспоминаний.
— У меня… провалы в памяти.
Сейчас мой мозг напоминает швейцарский сыр. И, видимо, пробелы появились еще до перепрограммирования.
Почему же меня не покидает чувство, будто она…
— Я помню день, когда тебя забрали. Ты рассказывала мне о картах.
— Я рассказывала тебе о них постоянно, — сказала она и продолжила почти шёпотом: — я знала, что Карэн терпеть не могла эти разговоры, но даже не представляла, насколько серьёзно она была настроена.
— Может, когда я начну читать, то что-нибудь вспомню?
Узнаю ли я страницы, которые листала только в детстве? Нет, ну с чего бы ей врать? Но я по-прежнему не могу даже раскрыть книгу. От неё у меня мурашки по телу. Даже от вида бабушки у меня мурашки по телу.
— Её передавали от поколения к поколению?
— Да, мне она досталась от матери, а ей от её матери.
Мама говорила, что в нашем роду все были подвержены психическим расстройствам. И я считала, что мне просто передалось семейное заболевание.
— Как давно ведутся эти хроники?
— Подробно описаны только две последних игры, но есть краткое изложение и всех предыдущих, — она махнула рукой, — ну же, открывай!
Если эта книга — ключ к безвозвратному превращению в красную ведьму, рискну ли я так искусить судьбу?