Восстание Болотникова 1606–1607

Существенным элементом в общем процессе развития социального кризиса в Русском государстве в конце XVI — начале XVII в. являлась классовая борьба в городах. Правда, мы почти лишены — для времени, предшествующего восстанию Болотникова, — материалов, освещающих внутреннюю жизнь русского города. И если для 1608–1610 гг., например, есть такие замечательные источники по вопросу о классовой борьбе в городах, как грамоты о борьбе между верхушкой посада и городскими низами в Ярославле и других северных городах, или такие бесценные для историка материалы, как рассказ «Псковского летописца» о борьбе между «большими и меньшими» в Пскове, то для предшествующего периода мы не имеем ничего подобного. Поэтому картину социальной жизни и борьбы в русском городе накануне восстания Болотникова приходится воссоздавать по отдельным, порой случайным, упоминаниям источников, разделенным зачастую значительными хронологическими промежутками.

Первое, что следует отметить, говоря о русском городе конца XVI — начала XVII в., — это растущую политическую активность городского населения, посадских людей. В этом отношении показательными являются события 1584 и 1587 гг., когда «чернь Московская» и «торговые мужики» играли столь видную роль в борьбе между Борисом Годуновым и его политическими противниками.

В мае (по другим источникам — в апреле) 1584 г. «чернь Московская приступали к городу большему Кремлю, и ворота Фроловские выбили и секли, и пушку большую, которая стояла против Фроловских ворот, на Лобном месте, под город подворотили; и дети боярские многие на конех из луков на город стреляли». Правительство вынуждено было послать «ко всей черни», для уговоров, думного дворянина Михаила Андреевича Безнина[183] и дьяка Андрея Щелкалова, (которые «чернь уговорили и с мосту сослали», чем и водворили спокойствие в столице[184].

События весны 1584 г. интересны и важны для нас не столько в плане изучения борьбы между политическими группировками в правящих кругах Москвы[185], сколько тем, что исключительно ярко рисуют «московскую чернь» как мощную силу и активный фактор, пытающийся вмешаться в ход развертывавшихся перед ее глазами событий.

Еще большей остроты достигает борьба Московского посада в 1587 г., когда от «заворовавших» «торговых мужиков» московские власти «в Кремле городе в осаде сидели и стражу крепкую поставили».

Свидетельствуя об активном участии городского населения Москвы в политической борьбе, события 80-х годов XVI в. не дают, однако, возможности проследить противоречия внутри самого населения Московского посада, вскрыть противоположность интересов городских низов и посадских верхов.

Принципиально иную черту внутренней жизни русского города сообщает «Повесть о Гришке Отрепьеве». Рассказывая о голоде 1601–1603 гг., автор «Повести», нарисовав картину ужасов голода («то бо есмь аз видех своима очима»), продолжает: «богатых домы грабили и разбивали и зажигали; тех людей имаху и казняху: овых зжигали, а иных в воду метали»[186].

Это замечательное свидетельство современника-очевидца, затерявшееся среди неисчерпаемых богатств «Примечаний» к «Истории государства Российского» Карамзина, вводит нас в совершенно иную социальную атмосферу: водораздел борьбы проходит уже не по линии «посад» — «правительство», а между «богатыми» и голодающими городскими низами, перекликаясь с такими явлениями, как восстание Хлопка[187]. В ином свете предстает и правительство Бориса Годунова. Знаменитая благотворительность царя Бориса, оказывается, сочеталась и дополнялась беспощадной расправой с голодными бунтами, вплоть до самых жестоких и демонстративных казней.

Дальнейшее нарастание социального и политического кризиса в стране не ослабляет, а еще более усиливает классовые антагонизмы в городах.