Восстание. Документальный роман

Темнело быстрее, чем мы думали, и, чтобы успеть до включения прожектора, надо было ползти вместе. Я схватил Антонова за рукав и показал на вышку. Тот все понял, и мы вылезли из убежища. Дождя не было, видимо, уже несколько дней, поэтому пыль тут же запорошила глаза и нос. Вжимаясь в малейшие складки рельефа, ямы, пригорки, я извивался, стараясь двигаться плавно. Антонов, к сожалению, шумел. На трети пути я вжался в пыль, чтобы передохнуть. Сердце стучало очень громко, и мне показалось, что в ритм с ним вздрагивает почва и дрожат камни. Раздавались подземные толчки, будто прямо под нами взрывали породу. Испугавшись этого землетрясения, я пополз дальше по колеблющейся почве и догнал Антонова прямо напротив вышки. То ли он сдвинул камень, то ли с зализанного скального лба съехала потревоженная им осыпь, но стрелок зашевелился.

Мы вжались в землю. Рядом блуждал желтый свет прожектора. Слышались голоса. Земля уже не вздрагивала, а гремела, будто наружу рвалось невидимое войско. Я поднял взгляд и увидел, что в небе распускаются зеленые пятна, похожие на взрывы салюта, только расплывчатые. За ними шествовали фигуры в крылатых шлемах, с круглыми щитами из черненого золота, с плюмажами, одни пешие, другие конные, вздыбившиеся, и вся их процессия плыла на запад в бесстрастном строе, чуть покачивая копьями. Один из витязей повернулся к нам, и я узнал его, — это был тот самый, с рдейского болота, на чьей высокой шапке сидел филин, закрывая длинными крыльями полнеба; теперь он двигался плавно, как облако. Высвободив левую руку, я протер глаза и увидел, что Антонов тянется ко мне. Он показывал глазами на вышку. Стрелок отвернулся в другую сторону, его напарник исчез, и бубнеж прекратился. Из-за лиственницы яростно махал Ковалев.

Торопясь и уже не слишком заботясь о том, чтобы совпадать с рельефом, мы доползли до зарослей иван-чая и упали в теплую траву. Чуть передохнув и все равно задыхаясь, подобрались к Ковалеву и на радостях долго трясли друг друга за бушлаты. Антонов молча указал на прогалину между деревьев. Я поцеловал нагретую солнцем землю, и к губам прилепились песок и хвойные иголки. Еще минуту мы ползли прочь от шурфа, а затем встали с колен и продирались сквозь стланик еще километр. Остановились мы только на опушке вырубок. Ниже по склону просматривалась дорога, ведущая к перевалу в сторону Спорного. «Вы видели? — спросил я, проверяя, все ли вещи уцелели. — Там было что-то странное. Наверное, северное сияние». Они недоуменно смотрели на меня. «Ладно, — сказал я, затягивая узел мешка, — мы уйдем глубоко в тайгу и будем строить балок, зимовать. Август на носу, сейчас добежать никуда не успеем. Надо обосноваться, а потом уже действовать». В глазах Антонова блеснул ужас, но, подумав, он шагнул ко мне. «Не-не-не, — замотал головой Ковалев, — я двигаю в Магадан. Там проще затеряться». Я обернулся и еще раз посмотрел на небо. Воители исчезли. Ковалев ждал, что его будут уговаривать, но я просто кивнул. Мы поделили оставшиеся сухари и ушли в разные стороны.