Читаем Восстание игроков. Манифест полностью

О чистом подражании ребёнка далее: ребёнок помещает своего отца в пределы собственного тела (как «шамана поместить в школу») и подражает предположительному поведению собственного отца в чужом (своём) теле, или ребёнок помещает именно «роль» отца в пределы собственной личности и сам пытается реализоваться как личность через рамки новой, «отцовской» роли. Можно увидеть таким образом, когда игрок вселяется в чужую роль, а когда эту роль помещает в чуждое ей пространство. Установимые созиданием выводы о чужом опыте «подражательной», то есть одиночной, а не «ролевой», то есть коллективной игры, отразят собой чистую идею, непременно данную в истории; а потому одиночные подражательные игры являются мифотворческими ресурсами, и, как следствие, компонентами для традиционной магии: причём не только в качестве мифа, но и косвенно, то есть путём подражания полученному мифу, в качестве «ритуала». «Роль» здесь есть идея, причём именно как «роль развития личности в ролевой игре». В искусной ролевой игре поэтому сама личность суть «дайс» («пирамида», «куб», и т.д.) с неограниченным, динамично-сменяющимся числом граней по отношению к выпадению тем ситуациям, на которые ролевые, то есть социальные границы не могут ответить, а потому предопределить реакцию личности, его поведение, и поэтому его становление: азартные игры поэтому с ограниченным числом выпадений очень органично вписываются в неограниченные выпадения личностных реализаций; только неоднократное переживание одного и того же личностного становления отвечает за игровую стратегию, но в отличии от математической модели, неоднократно одной личности попасть (не «организовать» как правоохранительную практику, а самому стать участником) в ситуацию «дилеммы заключённого», – вопрос неисчислимого множества вероятностей.

Положения приводимые ранее здесь раскрываются заново: 1) причинно-следственное воздействие одушевлённого объекта на неодушевлённый, то есть суть азартная игра; 2) причинно-следственное воздействие одушевлённого объекта на одушевлённый объект, – то есть суть ролевая игра; 3) мистическое, то есть непостижимое разумом или неустановимое причинно-следственно воздействие некоторого фактора на одушевлённый или неодушевлённый объект, – суть подражательная игра, если ввести то уточнение, что всё высказанное здесь стоит понимать как неопределённую вероятность личностного становления по отношению к идее обналиченно-облачённой в форму вне своей формы, как то же «журчание воды» без самой воды и без самого журчания, то есть вне своей, но в иной, например, музыкальной форме. Здесь же делаем вывод: подражательные, ролевые и азартные игры суть игры родственные и взаимодополняемые. Так как мир существует во времени, причём в мире одновременностей, всякому постоянно выпадает всякое, и потому даже «выпадение» реакции суть материал азартной игры, в которой можно заявить условия «победного выпадения» и назначит ставку; только по той причине, что игрок участвует в игре коллективно, «счастливое выпадение» заменяется на ролевое взаимодействие, однако одиночная, «подражательная» деятельность, – то, что случилось после выпадения какого-то значимого события случая.

Есть же и то, что существует вне времени: известно, что «5<6», и вне времени так будет всегда. Также известно, что сильный сильнее слабого, ловкий ловчее неловкого, а чёрный чернее белого. В рамках таких вневременных положений известно, что у кого больше, за тем и победа, а значит для того чтобы одерживать победу, требуется чтобы было чего-то более. Только по той причине, что эти вневременные положения входят в мир одновременности мы говорим, что игрок, одержав своим мастерством победу необязательно победит ещё раз, как бы ни хотелось всякому спортсмену уверить в обратном, – этого можно было бы избежать, сохранив традицию обожествления статуса чемпиона, возводя единственную победу в абсолют; можно вспомнить что случалось с такими абсолютными победителями в мезоамериканских играх с мячом и согласиться с тем, что такой исход лучше чем постоянно доказывать собственную мастерскую неповторимость, или смириться с тем, что во времени счастливый случай более числа определяет победу, а число более определяет победу вне времени чем счастье: поэтому о подражательной деятельности и говорится, что это то, что случилось после выпадения какого-то значимого события: мы уже имеем шестёрку, если данного выпадения для победы недостаточно, то мы переходим во вневремение и созидаем идею: если при этом правилами предопределено что именно приведёт нас к победе (ведь для игр необязательна победа), то созидать такую идею игры мы будем только по отношению к победе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Цивилизационные паттерны и исторические процессы
Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Йохан Арнасон (р. 1940) – ведущий теоретик современной исторической социологии и один из основоположников цивилизационного анализа как социологической парадигмы. Находясь в продуктивном диалоге со Ш. Эйзенштадтом, разработавшим концепцию множественных модерностей, Арнасон развивает так называемый реляционный подход к исследованию цивилизаций. Одна из ключевых его особенностей – акцент на способности цивилизаций к взаимному обучению и заимствованию тех или иных культурных черт. При этом процесс развития цивилизации, по мнению автора, не всегда ограничен предсказуемым сценарием – его направление может изменяться под влиянием креативности социального действия и случайных событий. Характеризуя взаимоотношения различных цивилизаций с Западом, исследователь выделяет взаимодействие традиций, разнообразных путей модернизации и альтернативных форм модерности. Анализируя эволюцию российского общества, он показывает, как складывалась установка на «отрицание западной модерности с претензиями на то, чтобы превзойти ее». В представленный сборник работ Арнасона входят тексты, в которых он, с одной стороны, описывает основные положения своей теории, а с другой – демонстрирует возможности ее применения, в частности исследуя советскую модель. Эти труды значимы не только для осмысления исторических изменений в домодерных и модерных цивилизациях, но и для понимания социальных трансформаций в сегодняшнем мире.

Йохан Арнасон

Обществознание, социология
Что такое историческая социология?
Что такое историческая социология?

В этой новаторской книге известный американский исторический социолог Ричард Лахман показывает, какую пользу могут извлечь для себя социологи, обращаясь в своих исследованиях к истории, и какие новые знания мы можем получить, помещая социальные отношения и события в исторический контекст. Автор описывает, как исторические социологи рассматривали истоки капитализма, революций, социальных движений, империй и государств, неравенства, гендера и культуры. Он стремится не столько предложить всестороннюю историю исторической социологии, сколько познакомить читателя с образцовыми работами в рамках этой дисциплины и показать, как историческая социология влияет на наше понимание условий формирования и изменения обществ.В своем превосходном и кратком обзоре исторической социологии Лахман блестяще показывает, чем же именно она занимается: трансформациями, создавшими мир, в котором мы живем. Лахман предлагает проницательное описание основных областей исследований, в которые исторические социологи внесли наибольший вклад. Эта книга будет полезна тем, кто пытается распространить подходы и вопросы, волнующие историческую социологию, на дисциплину в целом, кто хочет историзировать социологию, чтобы сделать ее более жизненной и обоснованной.— Энн Шола Орлофф,Северо-Западный университетОдин из важнейших участников «исторического поворота» в социальных науках конца XX века предлагает увлекательное погружение в дисциплину. Рассматривая образцовые работы в различных областях социологии, Лахман умело освещает различные вопросы, поиском ответов на которые занимается историческая социология. Написанная в яркой и увлекательной манере, книга «Что такое историческая социология?» необходима к прочтению не только для тех, кто интересуется <исторической> социологией.— Роберто Францози,Университет Эмори

Ричард Лахман

Обществознание, социология