Восстание на «Нексусе»

«Хотя никаких упущений быть просто не может», – громко сказала она, идя по длинному, гулкому коридору. Корабль строили выдающиеся умы Галактики. Все до последнего проводка было конечным продуктом бессчетных часов труда гениальных разумов. Если сейчас что-то выйдет из строя, то это можно будет считать действием какого-нибудь рассерженного бога.

Слоан не верила в богов или в сбой процедуры. Такого не бывает со столь крупными проектами, когда ставки так высоки. Последнее прохождение было одним из немногих пунктов в списке предотлетных действий, читая которые она не закатывала глаза.

По правде говоря, она с нетерпением ждала этого с самого начала. Несколько часов благодатной тишины и одиночества, в течение которых она сможет побродить по залам станции – ее станции. Место, которое она поклялась защищать и оберегать во время великой миссии. Место, ради которого она отказалась от жизни в Млечном Пути.

К счастью, она оставляла не так уж и много. По большому счету. Ни семьи, ни обязанностей, кроме тех, которыми ее наделили в Альянсе. Среди первопроходцев были такие, кто отказывался от большего, гораздо большего. Если уж говорить начистоту, то Слоан оставляла только груз прошлого.

Целую галактику прошлого. Старые шрамы. Враги на старых фронтах сражений и последующие обиды, дипломатически лоббируемые за политическими столами. Идиоты-офицеры, которых больше заботит блеск медалей, заслуженных смертями солдат…

Старая знакомая ярость постоянно тлела в ней. Она заскрежетала зубами и снова тряхнула головой, что лишь разбередило утихшую было боль.

Но хватит. Она получила лучшую работу в Галактике, скоро можно будет сказать – в двух галактиках. Ей представляется возможность исправить все это. И исправить немедленно. Хотя она забегает вперед. Сначала полет. Потом время для перемен. Все это казалось ей лучше незавидной судьбы тех несчастных олухов, которые остаются в Млечном Пути.

Слоан шла по своему списку, не упуская из виду ни одной детали. Ей было все равно, сколько времени у нее уйдет на это: шесть часов или шесть дней, она должна убедиться наверняка, что все двери заперты, каждый предмет надлежащим образом закреплен, а в вентиляционных ходах не оказалось каких-либо зловредных «посторонних элементов».

По большей части все это подразумевало много ходьбы. А значит, идеальную возможность прослушать речь Гарсон по омни-инструменту. Речь, как и ее автор, не имела преамбулы.

«Завтра мы принесем самую большую жертву, какую когда-либо приносили или принесем в будущем. – (Довольно смелое начало.) – И в то же время мы начнем самое большое приключение нашей жизни».

Слоан согласилась и с этим. Впрочем, ее захватывала не столько тяга к неизвестному, сколько всеобщее возбуждение.

«Многие высказывали свое мнение. Слухи, репортажи в СМИ, даже угрозы – все это говорит само за себя. – Гарсон развела руками, словно ей был не по силам груз тысяч часов заседаний, на которых она побывала. – Некоторые говорят, что этот план – просто попытка бросить Галактику, формированию которой мы способствовали, забрать наши очень дорогие игрушки…» Джиен вскинула брови.

Слоан рассмеялась.

«…и отправиться играть с ними в другое место. Другие обвиняют нашу миссию в том, что она самый дорогой страховой полис, известный каким-либо разумным существам».

Слоан с удовольствием ткнула бы пальцем в этих метафорических «других». Но вместо этого она пробормотала бранное словечко и продолжила обход. По крайней мере, никто не слышал ее разговоров с омно-инструментом.

«Послание, которое я оставила на „Гиперионе“, сходно с тем, что я произношу сейчас. Вы вскоре отправитесь в путешествие, не похожее ни на одно из предпринимавшихся раньше. И не заблуждайтесь…»

Голографическая Гарсон сделала паузу, устремила взгляд в камеру. Слоан, глядя перед собой, замедлила шаг. Она почувствовала, как холодок со спины перебрался на ее череп. В этой намеренной паузе возникло ощущение, будто Джиен Гарсон смотрит прямо на нее.

И видит ее.

Ее и тысячи таких же, как она, первооткрывателей.

«Это путешествие в один конец. Все эти политики, хулители и те, кто выступает с угрозами, не понимают, что мы собрались здесь, потому что верим в то, во что не верят они. Мы вкладываем усилия и нашу душу в то, чего эти люди и представить себе не могут. Иными словами, они ошибаются», – резко сказала Гарсон.

Слоан кивнула. Твердо. В самое яблочко.

«Обстоятельства, которые привели к созданию этой великолепной станции, громадны и разнообразны, это верно. Мы знаем некоторые из них. – Сказав это, Гарсон чуть улыбнулась. Слоан не могла сказать – одобрительно или печально. – Но никто из нас не знает их всех, даже я. Они – только часть уравнения. Вы и я, – сказала она, показывая на Слоан, на слушателей, – мы с вами – другая часть».

Слоан поймала себя на том, что снова кивает. Молча выкрикивает еще раз: «В самое яблочко!» Она была другой частью. Большой частью. Слоан имела планы. Идеи. И Гарсон уже дала ей понять, что они ей нравятся. Новый путь к новой надежде, верно?