Восстание Персеполиса

Блокиратор двери светился в темноте янтарём. Зеленый означал, что дверь открыта. Красный, что заблокирована. Янтарный сообщал о том, что управление контролируется извне. Категорическое заявление, что их дверь принадлежит сейчас службе безопасности станции. Наоми спала, вдыхая глубоко и размеренно, а Холден сидел в темноте, не двигаясь, чтобы не разбудить, и смотрел на янтарный огонёк.

Это было затишье комендантского часа между рабочими сменами. Сейчас коридоры в Медине, изогнутые поля и парки барабана пусты. Лифты заблокированы. Безопасники Лаконии передвигаются свободно, а остальные прижаты к месту. Включая его. Огромный налог, измеряемый рабочими часами. Если сравнить с Роси, это как потерять члена экипажа на восемнадцать часов в день. Медина же накладывала свой коэффициент, чуть не с тремя нулями в конце. И кто-то в командовании Лаконии считал жертву оправданной, что само по себе говорило ему о многом.

Наоми пробурчала что-то, сдвинула подушку, зарылась в неё, даже близко не вынырнув из сна. Но скоро она проснется. Они делили постель так давно, что он легко читал все неосознанные знаки её тела. Чувствовал, когда она начинала просыпаться. Он надеялся, что она поспит ещё немного, пока их дверь снова не станет их дверью. Тогда ей не придется чувствовать себя запертой в ловушке, как ему сейчас.

Долгие годы Роси выполнял честную долю в перевозке заключенных. Хьюстон был последним, но ещё с полдюжины успело побывать на борту с тех пор, как Тахи стал Росинантом. Он помнил первую, Клариссу Мао. Все заключенные проводили месяцы в комнатке, меньшей, чем эта, уставившись на дверь, которую не контролировали. В отвлеченном, умозрительном смысле, он всегда знал, как неуютно им было, но не усматривал разницы между их заключением, и своим нынешним.

А разница была. В предварительном заключении действовали правила. Там была надежда. Там вас посещал адвокат, или представитель союза. Потом проходили слушанья. При плохом раскладе, дальше была тюрьма. Одно шло за другим, и это называлось правосудием, даже если все знали, что название в лучшем случае приблизительное. А здесь была каюта. Место для жизни. И её трансформация в тюремную камеру вызвала такое напряжение, какое никогда не смогла бы вызвать настоящая камера. В настоящей камере было "внутри" и "снаружи". И покидая её, вы выходили наружу, на свободу. Вся Медина сейчас стала тюрьмой, и останется ей следующие двенадцать минут. Он испытывал острую клаустрофобию и унижение, которое с трудом укладывалось в голове. Казалось, станция стала маленькой, как гроб.

Наоми снова зашевелилась, отпихнула подушку. Вздохнула. Глаза оставались закрытыми, но она снова была с ним. Уже проснулась, но ещё не готова это признать.

- Эй, - сказал он, достаточно тихо, чтобы она могла притвориться, что не слышит.

- Эй, - сказала она.

Прошла ещё минута, Наоми снова подтянула подушку под голову, зевнула и потянулась, как кошка. Её рука опустилась на его руку, и он сплел их пальцы.

- Все время размышлял? - спросила она.

- Вроде того, да.

- Помогло?

- Не.

- Понятненько. Тогда переходим к действиям?

Он кивнул на янтарь дверной блокировки.

- Ещё нет.

Она скосила взгляд. Отсвет блокировки замерцал в ее глазах, как пламя свечи.

- Ага. Очень хорошо. Чистим зубы, писаем, и переходим к действиям?

- Это сработает, - согласился он и поднялся. Также, как это обычно срабатывает, он чистил зубы, когда дверь щелкнула и огонек стал красным - закрыто, но под их контролем. Облегчение, и возмущение этим облегчением, шли в одной упаковке.

В коридорах жилой палубы царило вполне обычное оживление. Вчерашний контрольно-пропускной пункт исчез, переместился на другое пересечение коридоров. Видимо, чтобы обозначить присутствие, и добавить непредсказуемости. Лаконианцы контролировали системы безопасности. А охранники и блокпосты были театром. Демонстрацией силы, для удержания местных в страхе и послушании. Транспорт запретили, ни картов, ни лифтов. И единственным способом перемещения стала ходьба.

Поддельное солнце грело так же, как обычно. Поля и парковые зоны, улицы и сооружения, изгибались вверх и вокруг по тем же кривым, что и всегда. И пока они ни с кем не общались, Холден мог почти забыть, что станция захвачена.