Восстание против современного мира

В качестве особенно важного момента нужно отметить, что в южных цивилизациях, в которых господствовал женский теллурический культ, господствующим похоронным обрядом было погребение, а среди цивилизаций североарийского происхождения практиковалась кремация. Это отражает вышеупомянутую точку зрения: в первом случае судьба индивида состоит не в том, чтобы при помощи огня очиститься от земных останков и подняться в небесные области, а в том, чтобы вернуться в недра земли и раствориться в хтонической Magna Mater, которая и была источником его эфемерной жизни. Это объясняет подземное, а не небесное расположение царства мертвых, типичное для древнейших этнических слоев Юга. [622] Согласно своему символическому смыслу погребение мертвых чаще всего встречается среди следов периода Матери.

Говоря в общем, можно установить связь между женской духовностью и пантеизмом, согласно которому Всё понимается как великое море, в котором ядро индивида растворяется и теряется, как крупинка соли. В пантеизме личность является иллюзорным и временным проявлением одной недифференцированной субстанции, которая в одно и то же время и дух, и природа —это единственная реальность; в этом мировоззрении нет места никакой подлинной трансцендентности. Необходимо добавить —и это будет важным при определении смысла последующих периодов, —что те формы, в которых божественное понимается как личность, представляют собой смешанный, но по сути тот же самый дух; [623] в этих формах подчеркивается натуралистическая связь порождения и создания человека с соответствующим пафосом абсолютной зависимости, покорности, пассивности, отречения и отказа от своей воли. Довольно показательно здесь мнение Страбона (География, VII, 3, 4), согласно которому молитве (в смысле простой набожности) мужчину научила женщина.

Мы уже подчеркивали, что материализация мужества является неизбежным спутником всякой феминизации духовности. Этот мотив, который внесет дальнейшие изменения в различные цивилизации, соответствующие Бронзовому или Железному веку, поможет нам охарактеризовать другие аспекты цивилизации Матери.

Когда мы сравниваем женственность с мужеством, понимаемым в материальном смысле, —то есть как физическая сила, твердость, ограниченность и насильственное утверждение, женщина благодаря своей чувствительности, самопожертвованию и любви —не говоря уже о мистерии деторождения—может представать как представительница высшего принципа; при признании чего-то высшего по сравнению с материальной силой она была даже способна обладать властью и представать в определенной степени как образ универсальной Матери. Таким образом, вовсе не является противоречием то, что в некоторых случаях духовная и даже общественная гинекократия появлялась не в женоподобных, а в воинственных обществах. [624] В самом деле, общим символ Серебряного века и атлантического периода обладал не демоническим теллурическим или грубо натуралистическим характером, как в случае с грубыми доисторическими женскими идолами, а характером, в котором женский принцип поднялся до более чистой формы, почти как в древнем символе Луны как очищенной или небесной Земли (ουρανΐη αίθερίη γή) только в качестве такового правящего всем земным; [625] он поднялся до духовного или хотя бы морального авторитета, имеющего ценность выше чисто материальных и физических мужских инстинктов и качеств.