Восстание рыбаков в Санкт-Барбаре. Транзит. Через океан

В школе и после школы, так уж повелось, мы никогда не расставались: вместе учились, вместе читали, вместе делали покупки для дома, вместе плавали. Мы верили тогда, что такова наша судьба — всегда и везде быть вместе.

На этой неделе у нас показывали фильм. Нужно было спуститься вниз. Все, включая и монахиню, пошли смотреть фильм — подумать только, его крутили глубоко под водой. Эрнст Трибель остался на палубе с Гюнтером Барчем. Они глядели на небо. Барч, этот молодой веселый парень, был поразительно сведущ в звездах.

Садовский сказал:

— Здесь показывают только скучные фильмы, которые никого не задевают. Особенно немцев. А ведь Германия во время войны нанесла Польше ужасающие раны.

Действие фильма происходило в средние века, на дороге, по которой вывозили янтарь. На экране возникали старинные города — от Балтийского моря до Средиземного. На постоялом дворе, где всегда останавливался обоз, жила девушка, влюбившаяся в купца. По-моему, пассажиры скучали. Но мне с моей тяжелой профессией инженера-механика, с вечными разъездами — мне было любопытно посмотреть, что там случилось в средние века на земле в фильме, который крутят под водой…

Мой сосед по каюте — я редко видел его днем: он сидел за одним столом с Трибелем спиной ко мне, — тоже был среди зрителей. Он не сразу вернулся в каюту. Через несколько часов я проснулся — он что-то разбил и громко топал ногами, успев уже здорово напиться. Он много пил. Сначала я не знал, с кем. Потом заметил — с Садовским, но на того ничего не действовало. В эту ночь мой сосед Войтек особенно шумел. В конце концов я вскочил, схватил его и затолкал на койку, но он никак не мог успокоиться, и пришлось выставить его за дверь. Не знаю, пил он еще или заснул где-нибудь. Под утро его принесли два матроса, снова положили на койку. Он спал как убитый и не встал к завтраку.

— Знаете, почему он так пьет? — спросил Садовский.

В это утро я ходил по палубе не с Трибелем, а с ним. Я рассмеялся:

— Потому что пьяница. Тут нет загадки.

— Конечно. Всегда, когда кто-нибудь пьет… Я знаю, почему он пьет, бедняга.

— Почему же?

— Вы вообразили, что он ненавидит вас потому, что вы немец. Потому что убили его брата. Но дело совсем не в этом.

Когда началась война, они плыли в Англию. Он был первым помощником. Наш теперешний капитан был тогда вторым на том же судне. Наш капитан — мужественный человек, он остался в Англии, служил на флоте, возил боеприпасы в Мурманск. Во время этих перевозок, как вам, может быть, известно, из десяти кораблей шесть обычно топили. Но второму помощнику повезло. После войны он вернулся в Польшу и вот теперь стал капитаном «Норвида». А Войтек получил в Лондоне деловое предложение, ему посулили большие заработки. Человек не бывает смелым просто так, не правда ли? Человек проявляет смелость во имя чего-то определенного. У Войтека выгодное предложение, виды на блестящую жизнь перевесили все то, во имя чего он мог бы быть смелым.

Он возглавил фирму в Ресифи. Ресифи лежит почти на экваторе. Вы были в Риу-Гранди-ду-Сул? Там говорят, что Ресифи и Пернамбуку лежат на севере. — Помолчав, он продолжал сумрачно: — Надеюсь, что фирме, куда я поступил сейчас ради моей матери, понадобится кто-нибудь для поездок в Южную Америку. Вам повезло, что ваши комбайны по небрежности бросили под открытым небом.

Я подумал: «Откуда только этот нахал все знает?»

— Да, так ваш сосед по каюте в этом Ресифи совсем пропал. Сначала, вероятно, его дела шли хорошо. Но он пил. А там не было матросов, которые укладывали бы его на койку. Однажды он заснул на солнце, под открытым небом — у самого экватора! — и проснулся тяжелобольным. Все было кончено. Наверно, он попал в больницу. Так или иначе дела его пошли прахом. Негритянка, его жена, не могла управиться с ними.

Он так страшно опустился, что польское консульство по требованию бразильского правительства выслало его на родину. И кого же он видит, едва ступив на борт? Капитана, который в том плавании в Англию был вторым помощником. Наш капитан — замечательный капитан. А он, он теперь ничто. И вот Войтек снова запил и творит черт-те что. К вам это не имеет никакого отношения. Мне кажется, он ведет себя так потому, что ему стыдно.

— Ну, — сказал я, — этого типа на родине призовут к порядку.

— Гм, — хмыкнул Садовский. Мне пришло в голову, что и его неплохо бы призвать к порядку. Но он спокойно проговорил: — Наверно, странное это ощущение, когда тебя отправляют домой как нищего и бездельника на средства консульства, а капитаном твоего судна оказывается твой бывший подчиненный…

Так или иначе для меня невелика была радость каждый раз находить в своей каюте пьяного или полупьяного Войтека и слушать его ругань.

Он не имел понятия о том, что произошло в мире с тех пор, как его хватил солнечный удар. Не понимал, что Германия разделена на две части, что на Востоке возникло новое немецкое государство, которое живет в мире с Польшей. Конечно, пил он от стыда. Но этот его стыд обрушивался на меня.