Восстание святого

— Что я говорил о неуважении ко мне? — Я сильно надавил, ее губы сжались, и она прижалась щекой к белому дубу. Она попыталась заговорить, но я крепко сжал пальцы на ее шее, и ее слезы испачкали мой бесценный обеденный стол. — И что я говорил о твоих слезах? — Я прикусил нижнюю губу, мой член пульсировал от разврата, ее тело выгибалось и держалось так, чтобы я мог взять ее прямо здесь и сейчас. Вокруг никого не было, никто не мог меня остановить. А даже если бы и был, она теперь была моей женой. Она принадлежала мне.

— Пожалуйста…

— Если за словами "пожалуйста" не последуют слова "трахни" и "меня", советую тебе держать рот на замке.

Она закрыла глаза, по ним покатились слезы, и тут я потерял контроль над собой. Я потерял всякое представление о правильном и неправильном, видя только свою волю. Мое желание. Мою тягу.

Я схватил бумагу и поднес ее к ее лицу.

— Смотри. Ты видишь это? — Она открыла глаза и всхлипнула. — Вот эта подпись говорит, что ты моя. Ты мне принадлежишь. Это также означает, что я могу брать тебя, когда захочу.

Мои пальцы рвали верхнюю часть ее платья, стремясь обнажить ту часть ее тела, на которую я хотел претендовать. Она ничего не могла поделать, только плакала, даря мне еще больше слез, которые погружали меня все глубже во тьму, туда, где мне было на все наплевать. Это было связано с кровью Руссо, которая текла в моих жилах, право всегда брать то, что хочешь, без угрызений совести, без сожалений.

— Святой, пожалуйста…

— Тебе ведь понравилось, правда? Когда я тебя поцеловал. — Я задрал юбку ее платья на заднице, белые атласные трусики, доводили меня до исступления. — Когда я просунул язык тебе в рот, ты хотела, чтобы это была твоя пизда? Тебе было интересно, каково это, когда мой рот высасывает из тебя оргазм?

Я раздвинул ее ноги, заставляя ее раздвинуть ноги шире.

— Когда ты лежала на моем столе для завтрака, ты хотела, чтобы я тебя трахнул? Твое тело горело для меня, твоя киска была мокрой?

— Нет, — хныкала она. — Нет.

— Лгунья, — прорычал я и наклонился к ней, прижавшись грудью к ее спине. — Если бы мне пришлось провести пальцем по твоей киске, что бы я нашел, Мила? — Я провел ладонью по ее заднице. — Найду ли я твое тело готовым и нуждающимся во мне?

Ее щеки раскраснелись, слезы больше не текли свободно. Я прижался губами к ее уху и вдохнул цитрусовый аромат ее волос.

— Может, мне прикоснуться к тебе и узнать?

Я провел пальцем по ее попке, по трусикам, и почувствовал, как ее тело подалось под моим, когда она сделала глубокий вдох.

— Святой, не делай этого. — В ее голосе не было убежденности, лишь жалкое пятнышко стойкости.

— Докажи, что я не прав, и я прекращу. Но если я найду тебя мокрой, я возьму тебя и буду трахать, пока ты не закричишь.

Ее бедра задвигались, и я улыбнулся, просунув палец в трусики и оттянув их в сторону, обнажив упругую, круглую, чувственную попку, которая практически умоляла наказать ее красной, горящей плотью.

Я приподнялся и посмотрел вниз, желая увидеть, блестит ли ее киска для меня. Мой член прижался к молнии брюк, пульсируя и боля от желания трахаться. Как только я ввел в нее палец, я застонал, когда ее маленькая нуждающаяся киска приняла меня, мокрая и готовая.

— Господи Иисусе! — Я вытащил палец из нее, чтобы снова ввести его. На этот раз ее бедра задвигались, ее тело хотело подыграть мне. — Ты мокрая, Мила. Твое тело плачет по мне. Это значит…

— Это ничего не значит, — прошипела она, на этот раз приложив чуть больше усилий, чтобы звучать убедительно. Но ей не удалось меня обмануть. Не тогда, когда ее тело так реагировало на меня.

Я снова погрузил в нее палец.

— Наоборот, это значит все. — Я просунул руку между ее ног и заменил указательный палец на большой, нащупывая клитор, маленький пучок нервов, который мог вывести ее из-под контроля.

Ее тело выгнулось дугой, когда я надавил на чувствительный узелок, а большой палец продолжал работать с ее киской. Я слышал, как ее дыхание становилось все более тяжелым, а тело двигалось все свободнее в ритм, пока я трахал ее пальцами, сильнее, быстрее, не выпуская этот нервный центр из-под кончика пальца. Мой разум был в чертовом безумии, каждый мускул моего тела умолял о разрядке. Но я хотел наблюдать, как она разрывается от моей руки, как она пытается бороться с удовольствием, которое я из нее выжимаю. Какая-то часть меня также хотела увидеть, как она поддается, как теряет контроль над собой, как отдается нечестивой похоти, сковавшей ее тело тисками. Я резко прекратил вводить в нее палец, высвобождая ее клитор из-под кончика пальца. Стон, сорвавшийся с ее губ, был изысканным — звук между наслаждением и мукой. Болью и желанием.

— Ты хочешь кончить, Мила?

Я взглянул на ее лицо, на закрытые глаза и прикушенную нижнюю губу. Она не ответила, и ее отказ от ответа заставил меня показать ей, кто здесь хозяин, шлепнув ее по заднице, отпечаток руки мгновенно остался на ее коже.

— Я спросил, хочешь ли ты кончить?

Она вскрикнула, ее губы задрожали, но бедра продолжали двигаться, ища, умоляя.