— "Прадедов топор не потому хранят, что он украшает стену", как говорили в старину, — упрекнул его Киноварь. — На наших плечах доверие всех, кто пришёл до нас и кто придёт после. Мы должны делать, что д
— Тогда нам надо молиться Повелителю жидкого камня, чтобы не оказалось, что ваш капитан Вансен сошёл с ума, — огрызнулся Никель. — И что он добьётся чего-нибудь путного, а не только своей смерти. Иначе — мы сможем отразить ещё атаку — ну, две, — но в конце концов проиграем, и Мистерии окажутся у них в руках.
— Не только Мистерии, — добавил Малахит Медь. — Если мы проиграем, Город фандерлингов тоже падёт, а затем они захватят и замок наверху.
— Что мы делаем, отец?
Сланцу всё ещё казалось странным слышать такое обращение от мальчика — выходило малость похоже на то, будто ребёнок исполняет роль Послушного Сына в одном из действий мистерии.
— Я боюсь за Чавена и хочу его поискать, — объяснил мужчина. — Но я не собираюсь совершать вторично свою ошибку и выпускать из виду тебя. Старейшие свидетели, мне так не хватает твоей матери!
Кремень спокойно взглянул на отца.
— Мне тоже её не хватает.
— Быть может, мне стоит отослать тебя к ней, в Город фандерлингов? Это убережёт тебя от неприятностей — по крайней мере, в храме.
— Нет! — это было первое, что, кажется, действительно взволновало мальчика. — Не отсылай меня, отец. Мне нужно здесь что-то сделать. Я должен быть здесь.
— Что за чепуха, парень? Что тебе может быть нужно сделать? — уверенность Кремня встревожила Сланца. — Больше ты не станешь наводить шороху в библиотеке, слышишь меня? И никаких больше внезапных прогулок по Мистериям — я итак едва уговорил братьев простить нас с тобой за прошлые приключения.
— Мне нужно оставаться в храме, — упрямо повторил мальчик. — Не знаю, почему, но я должен.
— Хорошо, об этом мы поговорим позже, — сдался мужчина. — Сейчас ты можешь пойти со мной. Но никуда от меня не отходи, понял?
На самом деле Сланец был даже рад компании мальчишки. Его тревога за доктора всё росла и росла — вместе с уверенностью, что Чавен не просто забрёл куда-то. Возможно, его похитили квары — и думать об этом было страшно, — а возможно, его одолел новый приступ одержимости зеркалами — что могло привести и к худшим последствиям.
У Сланца не было намерений искать в заведомо опасных местах (хотя после безумия прошедшего года ни пядь земли под Городом фандерлингов теперь нельзя было назвать вполне безопасной), но всё же если бы с последней атаки кваров не минуло уже несколько спокойных дней, он не отважился бы вывести ребёнка за пределы храма. Но даже решившись на это, Сланец сунул за пояс каменную пику и топорик, и кораллов для лампы захватил больше обычного.
"Старейшие, защитите нас обоих, — помолился он про себя. — Парнишку — от всякого вреда, а меня — от Опал, буде с ним что-нибудь приключится".
Сланец скучал по своей жене. Ещё ни разу с тех пор, как он ученичествовал у старого Железного Кварца и ходил с ним до самого Сеттленда, Сланец не разлучался с супругой так надолго. Он скучал по ней иначе, чем в те дни, когда они только поженились и разлука причиняла почти физическую боль: когда он не мог находиться рядом без того, чтобы касаться своей жены, заигрывать с ней, целовать — и быть лишённым этого означало муку; сейчас же расставание ощущалось так, будто он оказался оторван от части своего тела, утратил целостность.
"Ах, старушка моя, просто до боли охота мне тебя увидеть! И как только это случится, я не буду глупо мяться, а сразу тебе о том и скажу. Мне так не терпится сжать тебя в объятиях, которые я для тебя приберёг, услышать твой голос, даже если им ты обругаешь меня старым дураком. Лучше насмешки от тебя, чем похвала всей Гильдии!"
— Она хорошая женщина, твоя мать, — вслух произнёс фандерлинг.
Кремень склонил головку набок.
— Она не моя настоящая мать. Но она хорошая.
— А ты помнишь свою настоящую мать? — поинтересовался Сланец.
Кремень продолжал молча идти вперёд, но его приёмный отец уже выучил, что мальчик может молчать по-разному. На этот раз молчание было задумчивым.
— Моя мать умерла, — сказал он наконец голосом ровным, как скол сланцевой плиты. — Она умерла, пытаясь спасти меня.
Но несмотря на настойчивые расспросы, последовавшие за этим внезапным и поразительным откровением, парнишка не смог вспомнить больше ничего. А через какое-то время, обеспокоенный тем, что они уже довольно далеко от храма, Голубой Кварц решил, что соблюдать тишину будет безопаснее, и сам прекратил расспросы.