Но не так-то просто бороться со сном томительной, темной летней ночью! И неизвестно, кто вышел бы победителем в этой борьбе, если бы вдруг внимание часового не привлек какой-то странный, продолговатый белый предмет в глубине двора под большим тутовым деревом, густая крона которого будто слилась с тьмой ночи, совсем растворилась в ней. Часовой пригляделся и не поверил своим глазам: длинный белый предмет тихонько раскачивался.
"Что это? Мерещится мне? — Часовой протер глаза. — Или кто-нибудь из солдат решил напугать?.."
У него задрожали колени. Он хотел крикнуть, но не смог: язык прилип к гортани. Наконец он собрался с силами. Ему удалось выдавить из себя:
— Эй, кто там стоит?..
Голос прозвучал сипло и глухо, от этого солдат испугался еще больше.
Ответа не последовало. Белый предмет продолжал раскачиваться. И вдруг часовому почудилось, будто под тутовым деревом кто-то тихо и хрипло рассмеялся. Часовой вскинул винтовку. Щелкнул затвор.
— Эй, отвечай! Стрелять буду!
Опять никто не ответил. "Какому болвану вздумалось так шутить? — пронеслось у солдата в голове. — Все спят, намаялись за день на плацу! На кого это дурь нашла?!"
— Чего молчишь? Подай голос! Не то… — Он потряс винтовкой.
Видя, что белый предмет, перестав раскачиваться, застыл, часовой осмелел и, держа винтовку наперевес, осторожно приблизился.
От ужаса волосы у него на голове стали дыбом. На дереве висел человек в нижнем белье. Солдат замер в растерянности…
Где-то далеко, на склоне лесистых гор, протяжно завыл волк. Жуткий звук, разорвав ночную тишину, пронесся над спящим городом.
Часовой кинулся к караульной будке. Через минуту пронзительная трель свистка расколола тишину.
Два солдата подбежали к будке. Часовой, увидев их, закричал:
— Скорей, скорей!.. Давайте огонь!.. Там… Повесился… На тутовом дереве… Скорей!..
Один из солдат кинулся в казарму и принес фонарь. Двор осветился тусклым оранжевым светом. Белое пятно под тутовым деревом стало серо-желтым.
Когда они приблизились, солдат, тот, что держал фонарь, осторожно за край рукава поднял руку самоубийцы и отпустил. Рука с глухим стуком упала на бедро мертвеца.
Солдат приподнял фонарь над головой. Ни он, ни товарищ, стоящий рядом, сразу не узнали, кто это: так исказила смерть черты лица висевшего.
Солдат поднес фонарь ближе и вдруг воскликнул:
— Погребнюк!.. Ах, бедняга!..
Часовой стоял у ворот, не в силах сделать ни шагу. Он испуганно глядел издали на освещенное фонарем мертвое тело и никак не мог прийти в себя. Дрожь все еще била его.
Из казарм выскакивали один за другим солдаты, разбуженные свистком караульного. По земле плясали тени. Они то вытягивались, то скрещивались, то замирали на мгновение и снова начинали свой странный, беспорядочный танец.
Двор наполнился шумом голосов. Каждый из солдат по-своему выражал охватившее его чувство. Одни вздыхали, от души жалея солдата, другие, не таясь, громко и гневно проклинали офицеров.
Бондарчук прибежал одним из последних. Растолкав солдат, он протиснулся вперед и взволнованно сщюсил:
— Кто это?
Ему ответили:
— Погребнюк.
Виктор глубоко вздохнул, дотронулся до безжизненной руки самоубийцы и скорбно покачал головой.
Стоявший рядом солдат с перевязанным горлом, поправляя сползающую с плеч шинель, виновато бормотал:
— Когда он выходил, я еще не спал. Но мне и в голову не пришло, что он вешаться. Потом я заснул. Кто же знал?.. А то бы…
Не договорив, он растерянно посмотрел на товарищей.
Виктор задумался. Все присутствующие были свидетелями душевных мук Погребнюка в последнее время. Многие были убеждены, что Погребнюк мучительно осознает всю гнусность своего поступка и глубоко раскаивается в нем, что он не в силах был снести презрение товарищей. По мнению солдат, это и толкнула его к самоубийству.
"А что, если он все-таки не виноват" — тревожно подумал Виктор.
— Да что вы, братцы, носы повесили? — обратился к притихшей толпе высокий худощавый солдат. — Ведь это ж предатель! Собаке собачья смерть! Так ему и надо!..
Но, потрясенные случившимся, солдаты продолжали хранить молчание. Каждый был занят мыслью: "Действительно ли Погребнюк предатель? А вдруг нет?" Некоторые уже искренне раскаивались в том, что слишком сурово обходились с Погребнюком в последнее время.