Власти были всерьез встревожены тем, что кронштадтским коммунистам не удалось помешать принятию резолюции на Якорной площади. Рядовых членов партии – а их было немало на площади – словно подхватил бурный поток, и, когда Калинин и Кузьмин проголосовали против резолюции, ни один из большевиков (не считая Васильева) не поддержал их. Большинство, очевидно, проголосовало за резолюцию «Петропавловска», а остальные воздержались. Как отмечает Л. Шапиро, именно эта особенность отличает Кронштадтское восстание от всех предыдущих выступлений против советского правительства[57]
.На следующий день, 2 марта, восстание продвинулось еще на шаг. В 13 часов состоялось так называемое «делегатское собрание» для подготовки к переизбранию Кронштадтского Совета. Собралось более 300 делегатов, по два человека с каждого корабля, воинского подразделения, фабрики, профсоюза и т. д., которых в спешном порядке выбирали в течение предыдущей ночи и утра 2 марта. Выборы вызывали острые споры и проходили весьма бурно. Когда коммунисты пытались обратиться к своим товарищам, их перебивали и прерывали точно так же, как накануне Калинина и Кузьмина. Например, в Управлении крепостной артиллерии по инициативе начальника артиллерии Кронштадта, бывшего царского генерала А.Н. Козловского, было созвано собрание. Комиссара управления, пытавшегося протестовать, отстранили от председательствования. Козловский не преминул сказать ему: «Ваше время прошло, я сделаю сам, что нужно».
Вероятно, в то утро подобные сцены повторялись во многих местах. Несмотря на то что беспартийные делегаты представляли большинство, коммунисты ухитрились перетянуть на свою сторону треть собравшихся делегатов.
Собрание проходило в большой аудитории Морского инженерного училища. Вооруженные матросы с линкора «Петропавловск» были расставлены по всему училищу, у входа и в самой аудитории, чтобы никто из посторонних не проник в здание. Вполне вероятно, что их присутствие, кроме того, должно было оказывать устрашающее воздействие на потенциальных защитников существующего режима. По вполне понятной причине открывал собрание Степан Петриченко. С самого начала он занял ведущую роль в Кронштадтском восстании – роль, которую сохранял на протяжении более двух недель, до страшного конца. Украинский крестьянин, он был от природы наделен талантом лидера. Тридцатилетний, красивый, великолепно сложенный, с сильным характером, этот молодой моряк обладал непреодолимой притягательной силой. Он был из тех ораторов, которые прекрасно владеют аудиторией. Петриченко был опытным моряком – пришел на флот в 1912 году, почти за десять лет до трагических кронштадтских событий. До службы во флоте он работал у себя на родине водопроводчиком. Петриченко обладал живым умом, и все, кто общался с ним, в один голос утверждали, что он невероятно энергичен и изобретателен.
Петриченко в качестве председателя открыл «делегатское собрание». В президиум выбрали пять человек. Перед тем как перейти к основному вопросу – организации новых выборов в Кронштадтский Совет, делегаты прослушали несколько выступлений. Первыми на трибуну поднялись коммунисты Кузьмин и Васильев, которые выступали на Якорной площади против принятия резолюции «Петропавловска». К удивлению собравшихся, они упорно стояли на своей прежней позиции. Выступление Кузьмина вызвало взрыв возмущения. Напомнив, что официально мир с Польшей еще не заключен, Кузьмин обратил внимание делегатов, что любые разногласия в правительстве, любой раскол, например двоевластие, может подвигнуть маршала Пилсудского на возобновление военных действий. Запад пристально следит за Советской Россией, отыскивая признаки внутренней слабости. Что касается беспорядков в Петрограде, то Кронштадт дезинформирован в отношении серьезности сложившейся там ситуации. Да, в Петрограде действительно вспыхнула забастовка, но она была недолгой, и теперь город живет прежней жизнью. Говоря о волнениях на Балтийском флоте, Кузьмин стал защищать позицию большевиков, таких как он сам, кого моряки теперь выбрали в качестве объекта насмешек. Это едва ли могло понравиться делегатам. Но наибольший гнев зала вызвали последние слова Кузьмина, когда он произнес ту же угрозу, что и накануне на Якорной площади: «Я в вашем распоряжении. Вы даже можете меня расстрелять, если захотите. Но если вы посмеете поднять руку на правительство, большевики будут бороться с вами до последнего»[58]
.