Восстание в пустыне

Наконец я отыскал Халида и попросил его созвать людей клана руалла и предоставить крестьянам расправиться с турецким сбродом. На юге нам предстояла работа посерьезней. В сумерках распространился слух, что Дераа никем не занята. Брат Халида шейх Трэд с доброй половиной людей анейэе поскакал туда, чтобы проверить это.

Я хотел, чтобы Халид подоспел на подмогу своему брату. Через час или два сотни всадников на конях и верблюдах собрались возле него. По пути в Дераа он атаковал при свете мерцающих звезд несколько отрядов турок и рассеял их. Прибыв в Дераа, он увидел, что Трад беспрепятственно овладел селением.

С помощью туземных крестьян люди руалла разграбили турецкий лагерь, найдя особенно богатую добычу у яростно пылающих складов, горящие крыши которых угрожали жизни людей. Но это не останавливало их. То была одна из тех ночей, когда обезумевшим людям смерть кажется невозможной, несмотря на множество гибнущих вокруг людей.

Шейх-Саад провел вечер, полный тревоги, выстрелов и криков. Крестьяне грозились убить пленных в возмездие за смерть Талала.

Я приехал в деревню после полуночи и нашел гонцов Трада, только что прибывших из Дераа. Насир уехал, чтобы присоединиться к нему. Раньше мне хотелось спать, ибо я проводил в седле уже четвертую ночь, но возбуждение не давало мне чувствовать усталость. Итак, в два часа утра я сел на третьего верблюда и затрусил к Дераа.

Нури Сайд и его штаб скакали по той же дороге впереди посаженной в седло пехоты, и наши отряды двигались вместе почти до рассвета. Но мое нетерпение, усиливаемое ночным холодом, не мирилось дольше — Страница 319 пропущена — к Мезерибу (где наш маленький шейх препятствовал туркам взорвать мост у Тель-эль-Шехаба, который стал сейчас собственностью арабов), и попросил, чтобы он приказал часовым не вмешиваться в нашу работу вдоль линий.

Барроу не был осведомлен о взаимоотношениях англичан с арабами. Он считал последних побежденным народом и был поражен моим спокойным заявлением, что он наш гость. Моя голова в эти минуты деятельно работала над тем, как ради общей пользы не дать лишенным воображения англичанам сделать первые роковые шаги, которыми они, несмотря на самые благие намерения, обыкновенно выводили покорных туземцев из повиновения и создавали положение, впоследствии требовавшее годы агитации, реформ и усмирения восстаний.

Барроу подчинился, попросив меня достать ему фураж и продовольствие. Я указал ему на небольшое шелковое знамя Насира, водруженное на балконе обгоревшего здания правительственных учреждений, под которым стоял зевающий часовой. Барроу вытянулся во весь рост и внезапно отдал знамени честь. По арабским офицерам и рядовым пробежала дрожь удовольствия.

В свою очередь, мы стремились ограничить признание наших прав в пределах политической необходимости. Мы внушили всем арабам, что индийские войска являются нашими гостями и что они могут делать все что пожелают. Эта точка зрения привела к неожиданным последствиям. Из селения исчезли все цыплята, а трое кавалеристов похитили знамя Насира, соблазнившись серебряными кистями и гвоздями на его изящном древке.

Между тем мы повсюду захватывали турок и их орудия. Число пленных исчислялось тысячами. Вести о нашей победе достигли Азрака. Через день прибыл Фейсал, за которым тянулась вереница наших броневиков. Он поместился в вокзале.

Генерал Барроу, получив воду и провиант, должен был оставить нас. Он намеревался встретиться с генералом Чавелом возле Дамаска, чтобы вместе вступить в город. Он попросил нас удерживать правый фланг, что вполне соответствовало моему желанию, ибо там, вдоль Хиджазской линии, находился Насир, мешавший отступлению главных турецких сил и уменьшавший их численность непрерывными атаками. У меня еще оставалось немало дел, и поэтому я остался в Дераа на вторую ночь, наслаждаясь ее тишиной, наступившей после ухода войск.

Обуреваемый мыслями о будущем и воспоминаниями о прошлом, я не мог заснуть всю ночь. Перед рассветом я разбудил полковника Стерлинга и шоферов. Мы вчетвером влезли в «роллс-ройс», названный нами «Голубым туманом», и пустились в путь по направлению к Дамаску вдоль грязной дороги, только что проложенной, но уже запруженной колоннами транспорта и арьергардом дивизии Барроу.

В полдень мы увидели знамя Барроу у потока, где он поил своих лошадей. Я подъехал к нему на своем верблюде. Подобно многим завзятым кавалеристам, он относился к верблюдам с некоторым презрением и намекнул мне в Дераа, что едва ли нам удастся не отстать от его кавалерии, которая достигнет Дамаска тремя форсированными переходами.

Поэтому, увидев меня быстро подъезжающим к нему, он удивился и спросил, когда мы выступили из Дераа.

— Утром, — сказал я.

Его лицо вытянулось.

— Где вы остановитесь на ночь?

— В Дамаске! — весело ответил я и поскакал вперед, нажив себе нового врага.