Восстание в пустыне

У городской ратуши дело обстояло иначе. Ее ступени и лестницы были заполнены волнующейся чернью — воющей, обнимающейся друг с другом, пляшущей, поющей. Они расчистили нам путь в переднюю, где сидели сияющие Насир и Нури Шаалан. По обеим сторонам от них стояли эмир Абд эль-Кадер, мой давнишний враг, и его брат эмир Мухаммед Сайд. Я онемел от изумления. Мухаммед Сайд выскочил вперед и крикнул, что они, внуки эмира Абд эль-Кадера, с пашой Шукри эль-Айуби из дома Саладина образовали вчера правительство и перед посрамленными турками и немцами провозгласили Гуссейна «королем арабов».

Пока он горланил свой напыщенный вздор, я повернулся к Шукри, который не был политиком, но которого народ любил и считал почти мучеником из-за перенесенных им от Джемаля-паши страданий. Он рассказал мне, как алжирцы, единственные во всем Дамаске, помогали туркам до тех пор, пока не увидали, что те бегут. Тогда они ворвались в комитет сторонников Фейсала, тайно заседавший, и нагло захватили власть.

Они были религиозными фанатиками. Я повернулся к Насиру, надеясь с его помощью обуздать их наглость с самого начала, но меня отвлекло новое обстоятельство. Вопящая и напирающая на нас толпа разделилась, словно ее пробивал таран. Люди разбегались в стороны между изломанными стульями и столами. До нас донесся ужасный, торжествующий рев знакомого голоса.

Мы увидели Ауду Абу-тайи и старшину друзов Султана эль-Атраша, сцепившихся друг с другом. Их люди ринулись вперед, в то время как я бросился, чтобы разнять дерущихся, опрокинув Мухаммеда эль Дейлана, спешившего с той же целью. Вдвоем мы оторвали их друг от друга и оттащили Ауду на шаг назад, в то время как Гуссейн эль-Атраш отбросил более легкого Султана в толпу и увел его в боковое помещение.

Я осмотрелся, разыскивая Насира и Абд эль-Кадера, чтобы призвать к порядку их правительство. Их не было. Алжирцы уговорили Насира отправиться к ним подкрепиться. Это было очень удачно, так как имелись более неотложные общественные дела. Мы должны были доказать, что прежние дни миновали и что у власти действительно туземное правительство. Для этого моим лучшим орудием в качестве правящего губернатора был бы Шукри. Мы сели с ним в автомобиль, чтобы объехать город и показаться народу, учитывая, что рост его влияния сам по себе должен был послужить знаменем революции для граждан Дамаска.

Когда мы въезжали в город, толпы народа на улицах приветствовали нас, сейчас вместо сотни человек толпились тысячи. Все жители города, включая женщин и детей, города с населением в четверть миллиона, казалось, высыпали на улицы. Достаточно было нашего появления, чтобы вспыхнуло общее ликование. Дамаск обезумел от радости. Мужчины подбрасывали свои фески с приветственными восклицаниями, женщины срывали с себя покрывала. Хозяева домов кидали цветы, занавесы, ковры на дорогу перед нами, их жены высовывались через оконные решетки и обрызгивали нас из ковшей благовониями.

Нищие дервиши взяли на себя роль скороходов, открывая и замыкая собой наше шествие. Они выли и царапали себя, охваченные безумием. И все крики и женский визг заглушил размеренный рев мужских голосов, воспевающих Фейсала, Насира, Шукри, Оренса.

Мне сказали, что Чавел въехал в пределы города. Наши автомобили встретились на улицах южного предместья. Я описал ему возбуждение, царящее в городе, и попросил его оставить своих людей за городскими стенами, так как сегодня ночью предстоит такой карнавал, какого город не устраивал в течение шести столетий, и гостеприимство Дамаска могло бы подорвать дисциплину среди солдат.

Сколачивание кабинета

Мы медленно двинулись обратно к городской ратуше, чтобы сцепиться с Абд эль-Кадером, но он еще не вернулся. Я послал за ним, за его братом и за Насиром и получил короткий ответ, что они спят. Я сам должен был бы последовать их примеру, но вместо этого мы насыщались в пышной гостиной, сидя на расшатанных позолоченных стульях вокруг позолоченного стола, ножки которого также были расшатаны. Я детально объяснил гонцу, что мне нужно. Он исчез, и через несколько минут появился родич алжирцев, очень взволнованный, и сказал, что они идут сюда. Это была явная ложь, но я ответил, что это хорошо, так как через полчаса я приведу сюда британское войско. Он поспешно убежал, и Нури Шаалан тихо спросил меня, что я намереваюсь делать.

Я заявил, что смещу Абд эль-Кадера и Мухаммеда Сайда и назначу до прихода Фейсала на их место Шукри, а делаю я это таким мягким образом потому, что мне неприятно оскорбить чем-нибудь Насира. Кроме того, у меня не было собственных средств воздействия, если те начнут сопротивляться. Нури спросил:

— Разве англичане не придут?

Я возразил, что они придут наверняка, но плохо то, что потом они могут не уйти.

Он с минуту размышлял и сказал:

— Вы можете взять людей руалла, если хотите быстро сделать все, что нужно.

Тотчас же старик вышел, чтобы собрать для меня свое племя.