Восстания военных поселян в 1817-1831 гг.

Увидя столь страшную картину, архимандрит ужаснулся, но, не теряя присутствия духа, попытался единственным остававшимся в его распоряжении приемом отстранить себя от ответственности и той невольной роли, которую ему навязали: он начал молебствие.

Во время молебствия толпа вела себя спокойно, но как только молебствие кончилось и архимандрит хотел удалиться с площади, он был остановлен народом. Несмотря на протесты архимандрита, на его красноречие, он был посажен за стол судей и должен был не только принять участие в допросе лекаря, но склонять его написать показание.

Пользуясь суматохой, духовенство, пришедшее с архимандритом, сбросив ризы, тайком удалилось с площади; покинули площадь и купцы. Оставшись один, без всякой поддержки, архимандрит окончательно пал духом и вместе с судьями подписал показание Богородского[4]. После этого его отпустили домой, а лекаря отправили на гауптвахту.

К судному месту со всех концов города приводили арестованных. Некоторые из арестованных были подвергнуты устному, а другие письменному допросу, как раньше лекарь Богородский. После допросов арестованных отправляли на гауптвахту и по разным учреждениям присутственных мест.

Восставшие фактически были хозяевами города. Стремление к организованности, к революционной законности, к порядку замечались уже с начала восстания. Авторитетом у мещан пользовался городской староста Солодожников. Он распорядился выставить у застав города караулы из мещан. Свободный въезд и выезд из города прекратился. Всех подозрительных караулы направляли от застав на площадь.

Солодожников командировал в госпиталь мещанина Воробьева, освобожденного утром из-под ареста. Воробьев должен был проверить существующие в госпитале порядки и доброкачественность пищи. Ни Воробьев, ни сопровождавшая его толпа «никаких неистовств в госпитале не чинили».

Первое время власть и инициативу действий делили с Солодожниковым мастеровые рабочего баталиона, настоящие зачинщики восстания и главари его.

Но задачи их и круг действий мастеровых были шире, чем задачи и цели горожан. За пределами города, на всей площади уезда, тесно примыкая друг к другу, находились округа военных поселений, — эти пороховые погреба, которые необходимо было взорвать. Мастеровые рабочего баталиона рассеялись по уезду.

Совсем не так действовали купцы. Недовольные властью за стеснения в торговле с переходом города в военное ведомство, представители городской торговой буржуазии на первых порах, примкнув к движению, пытались возглавить его и направить по желаемому для них руслу. Скоро, однако, они убедились, что движение перекидывается за поставленные ими рамки. Развернувшись столь бурно и грозно, спутав все их карты, движение солдатско-крестьянских масс не только лишило их руководства им, но стало угрожать собственному их благополучию как со стороны восставших, так и, в случае их поражения, со стороны «законных» властей, на явный разрыв с которыми купцы вовсе не хотели идти. Большинство из них трусливо, тайком покидало город или пряталось по домам.

Что делало в это время начальство?

Начальник поселенного корпуса генерал-лейтенант Эйлер получил известие о восстании 12 июля, в 2 часа дня, в штабе корпуса в Новгороде и не первый из высшего начальства узнал о нем. В деревне Дубовицы, в двух верстах От Старой Руссы, разбуженный ночью с 11 на 12-е известием о восстании, подполковник Розен соединился с бежавшим из города переодетым в солдатскую шинель аудитором Коноваловым и вместе с ним поспешил на подводе в Княжий двор, — лагерь всех резервных баталионов гренадерского корпуса. Здесь он донес о восстании начальнику 2-й гренадерской дивизии генерал-майору Леонтьеву. Леонтьев отправил его с донесением дальше — в Новгород, к генералу Эйлеру, а сам принял первые меры к подавлению восстания. По его приказу в 10 часов утра выступили из лагеря два сводных полубаталиона 3-го и 4-го карабинерных полков под начальством майора Ясинского. Майор Ясинский получил предписание: стараться убедить заблудших мерами кротости, а если они останутся недействительными, то усмирить оружием. Ему поручалось также захватить всех главных бунтовщиков.

В свою очередь генерал Эйлер «взял свои меры».

Меры эти были следующие: 1) генералу Леонтьеву с двумя баталионами немедленно отправиться на подводах в Старую Руссу и восстановить там порядок, а четырем баталионам выступить туда же вслед за ним и расположиться в городе на площади; 2) генералу Томашевскому[5] отправить тотчас два карабинерных баталиона в Устрику, в 20 верстах от Старой Руссы, и приказать ожидать им приезда Эйлера; 3) баталиону Австрийского полка[6] отправиться немедленно через Ильменское озеро в новгородское поселение, а трем остальным баталионам содержать порядок при Княжьем дворе; 4) баталионам, находящимся на карантинной линии, следовать форсированно к Старой Руссе[7]; 5) подполковнику Баттому с двумя баталионами и четырьмя ротами удерживать порядок в Новгороде и около него.