Восстания военных поселян в 1817-1831 гг.

Округ Прусского полка находился на правом берегу реки Волхова, напротив округа Австрийского полка. 17 июля, утром, военный поселянин Австрийского полка Федор Федоров переправился через Волхов в 4-ю поселенную роту Прусского полка и сообщил поселянам о восстании в своем округе. Мятеж сразу же распространился по всему округу Прусского полка. Здесь повторились те же события, что и в Австрийском полку: наиболее ненавистные офицеры были казнены на полковом — плацу, другие же наказаны розгами и посажены на гауптвахту. Как и в Австрийском полку, здесь был избран начальником округа «строитель» — инженер-капитан Кастеров. Поселянам он был нужен только как свидетель законности их возмущения; приказов его никто не исполнял, и на другой же день он был отстранен. Командиром округа избрали поселянина Леонтия Красникова. С согласия всех членов реорганизованных ротных комитетов Красников назначил из поселенных унтер-офицеров и рядовых командиров поселенных рот. До 21 июля «все словесные и письменные приказы по округу отдавались им».

18 июля на полковом плацу снова наказывали пойманных офицеров и чиновников. Не избежали наказания и младшие начальники. «За притеснения и лишние подводы» наказаны розгами несколько фельдфебелей и каптенармус. Школьного учителя Гаврилова жестоко высекли розгами поселянки за то, что он сек их детей-кантонистов.

Необходимо отметить, что поселяне, как только власть в округе перешла к ним, строго соблюдали революционный порядок. Попытки грабежа сурово пресекались на месте. Двоих поселян, пытавшихся расхитить имущество офицеров, жестоко наказали на полковом плацу их же товарищи. Семейства офицеров и чиновников не терпели от восставших никаких притеснений и обид. Член прежнего полкового комитета священник Воинов, перенесший от поселян за время возмущения немало оскорблений и не жалевший красок, чтобы очернить «ожесточенных злодеев», принужден был, однако, признать, что поселяне «были в квартире полкового командира и госпитального смотрителя, где оставались их семейства, но там они ничего, кроме осмотра, оскорбительного не причинили, а, напротив, еще старались успокоить их семьи и обнадежили в личной их безопасности». Но ко всем чинам поселенного начальства, которых поселяне считали виновниками своей тягостной жизни, они были беспощадны.

Но поселяне Прусского полка не забыли о соседних, пока не втянутых в восстание, округах военного поселения. 18 июля, утром, они большой толпой направились в округ Аракчеевского полка и подняли в нем восстание. В тот же день фурштадтский взвод Прусского полка, расположенный на реке Вишере, служившей границей между полками Прусским и наследного принца Прусского, в полном составе переправился через Вишеру и явился в 1-ю поселенную роту этого полка. Солдаты рассказали поселянам о восстаниях в округах дивизии. Возмущение сразу же охватило весь здешний округ. Поселяне бросились в штаб полка, но поселенного начальства там уже не было. Офицеры и чиновники округа раньше узнали о возмущении в соседних округах, и все уехали в Новгород. Мятеж распространился за пределы территории военного поселения этого полка. За границей округа находились помещичьи усадьбы. Рядовой фурштадтского взвода Прусского полка Баранов поскакал верхом по берегу реки Мсты, заезжая всюду в селения помещичьих крестьян и возбуждая их против помещиков. Он имел успех. Два помещичьих имения были разгромлены; помещице Шабранской нанесены побои.

В Аракчеевском полку мятеж принял наиболее жесткие формы. Здесь активное участие в возмущении приняла мастеровая полурота полка.

Буря бушевала на двухсотверстном пространстве.

Представители привилегированного сословия, не принадлежавшие к военному миру — помещики, владельцы имений, находившихся внутри округов военного поселения, и те из них, имения которых находились в близком соседстве с мятежными округами, — один за другим бросали свои насиженные гнезда и бежали в Петербург и Новгород под защиту властей.

Граница округа Аракчеевского полка находилась недалеко от села Грузино — резиденции графа Аракчеева. Здесь «на покое» доживал свои дни главный строитель военных поселений. В дни восстания не было покушений на его жизнь. Крутясь в водовороте восстания, поселяне забыли о нем. Но мощный гул восстания дошел до села Грузино 20 июля. Узнав о возмущении в полку его имени, Аракчеев в коляске, запряженной четверкою лошадей, скакал весь день из Грузина в Новгород, делая огромный крюк для объезда военных поселений. Но в Новгороде его ожидало новое огорчение: испуганное восстанием начальство, опасаясь, что одно присутствие Аракчеева вызовет в Новгороде возмущение, побуждало его к выезду в Тверскую губернию. Тогда Аракчеев обратился к Николаю с письменной жалобой. Царь успокоил графа письмом, уверяя его, что он «безопасен везде, где царская власть простирается», и сделал выговор начальству города. Начальство извинилось, но оскорбленный и все еще трусивший граф не пожелал оставаться в городе: под охраной сильного конвоя он выехал в Тверскую губернию к знакомому помещику.