Он взял ребенка на руки и зашагал вперед. Девочка заплакала, но освободиться не пыталась. Эти слезы, очевидно, были просто реакцией, снимавшей охватившее ее почти невыносимое напряжение. Она плакала от радости, что нашла защиту. Бартон наклонил голову, уткнувшись лицом в ее маленькое теплое тельце. Ему не хотелось, чтобы спутники видели слезы на его глазах.
Они достигли холмов. Граница между равниной и холмистой местностью была резкой; тут исчезала низкая трава и начинались заросли густого жесткого кустарника, почти по пояс высотой. Им стали попадаться развесистые дубы и корабельные сосны, буки и тисовые деревья, покрытые наростами; различные виды бамбука образовывали подлесок. Многие деревья обвивали лианы, с которых свисали большие зеленые, красные, оранжевые и синие цветы.
— Из бамбука можно сделать древки для копий, — сказал Бартон, — трубы для воды, корзины. Это — основной материал для постройки домов, для изготовления мебели, лодок и древесного угля, который входит в состав пороха. Молодые стебли некоторых видов вполне годны для употребления в пищу. Но прежде всего нам надо сделать каменные топоры; тогда мы сможем рубить и обрабатывать древесину.
По мере приближения к горам, холмы, по которым они карабкались, становились все выше и круче. Преодолев довольно быстро две первые мили, они затем тащились как черепахи еще пару часов, пока не уперлись в подошву скалистой стены. Крутые, отвесные склоны гор слагались из какой-то черно-синей вулканической породы, покрытой огромными темно-зелеными пятнами лишайника. Оценить их высоту было трудно, но Бартон решил, что она составляет не менее двадцати тысяч футов. Насколько он мог уяснить, обозревая гладкую поверхность, горы являлись совершенно непреодолимым препятствием.
— Вы обратили внимание на полное отсутствие животных? — спросил Фригейт. — Нет даже насекомых.
Бартон пожал плечами и двинулся к покрытой лишайником скале.
— Сланец! — воскликнул он, склонившись над грудой камней и вытаскивая зеленоватый булыжник величиной с кулак. — Если его здесь достаточно, мы сможем изготовить ножи, скребки, наконечники копий, топоры. А с их помощью мы построим дома, лодки и многое другое.
— Каменные лезвия нужно прикрепить к деревянным рукояткам, — заметил Фригейт. — Что же нам использовать вместо веревок?
— Вероятно, человеческую кожу, — ответил Бартон.
Присутствующие, казалось, были ошеломлены. Бартон издал
странный клекочущий смешок, столь неуместный для мужчины его могучей комплекции, и сказал:
— Если нам придется убивать в порядке самозащиты или, если, к нашему счастью, мы наткнемся на труп, который какой-нибудь убийца любезно для нас подготовит, то надо быть глупцами, чтобы не воспользоваться столь необходимым нам сырьем. Тем не менее, если кто-нибудь из вас чувствует себя настолько готовым к самопожертвованию, что отдаст свою кожу на благо группы, то — шаг вперед! Мы не забудем его никогда!
— Вы, конечно, шутите, — усмехнулась Алиса Харгривс. — Но мне, должна заметить, не очень нравится подобный юмор.
— Когда вы поближе познакомитесь с ним, миссис Харгривс, — сказал Фригейт, — вы наслушаетесь кое-чего похуже, уверяю вас.
Он, однако, не объяснил, на чем базировалась его уверенность.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Бартон обследовал скалистое основание горы. Черно-синий зернистый камень, на долю которого приходилась большая часть поверхности горного склона, оказался одной из разновидностей базальта. Но вокруг — на почве и у подножия скал — валялись куски сланца. Очевидно, его источником был какой-то выход породы или горный разлом, расположенный наверху. Следовательно, горный массив не является единой массой базальта — или, по крайней мере, в основной породе содержались включения других минералов.
Пользуясь пластиной сланца с тонким острым краем, Бартон соскреб со скалы немного лишайника. Порода под ним напоминала зеленоватый доломит. Жила сланца могла проходить под доломитом — но тут, внизу, нельзя было заметить никаких следов разрушения этого прочного минерала. Бартон пожал плечами и обратил свое внимание на лишайник. Он походил на один земной вид, обычно растущий на богатых кремнием почвах, на старых костях и черепах. Насколько Бартон мог припомнить, этот вид, согласно рекомендациям восточной медицины, мог служить лекарством от эпилепсии и целительным средством для ран.