Восставшая Луна

– Майн, – твердо повторяет Лукасинью. – Я был в трамвае, который ехал из Царицы, мы огибали внутреннюю часть большого кратера, и вокруг были тени и свет. Как разрез. – Он взмахивает рукой в воздухе. – Такой вот резкий. Свет, тень. Майн сказала: «Эти тени вечны». Помню, я испугался, но она обняла меня и сказала: «Взгляни!» И среди теней были огни, и майн сказала, что это наш город. Свет во тьме.

Шесть деревьев. В походке Лукасинью появляется легкость, голос звучит уверенно. Луне приходится перейти на бег рысью, чтобы не отстать от него.

– Я вспомнил! Это было в другой раз. Там есть комната, вся покрытая красивой тканью, с маленькими окнами, и свет проходит через них, выбеливая ткань. В комнате была старая дама. Она улыбалась, взяла меня за руки, и моя майн сказала: «Лука, это твоя прабабушка».

– Эта старая женщина – леди Сунь, – говорит Луна. – А когда это было? Я не помню, чтобы ты встречался с леди Сунь.

– Не знаю. Наверное, как раз перед тем, как я там жил. Седьмое дерево! Теперь можно покормить рыб?

– Лука, – говорит Луна. – Ты никогда не жил во Дворце Вечного света.

– Нет, это не годится, – говорит Лукас Корта.

– Я потрясла в нем Святую Ольгу, – возражает Алексия в вечернем платье, которое вскружило голову Воронцовым: оно такое свежее, что до сих пор пахнет испаряющейся печатной жидкостью.

– То, что потрясло Святую Ольгу, вызовет во Дворце каменные физиономии, – говорит Лукас. На нем костюм светло-серого цвета, слегка переливающийся, и при ближайшем рассмотрении видна микропечать на ткани, имитирующая парчу. Галстук – из бледно-желтого шелка, как и лента на шляпе. – У Суней есть стандарты.

– А что это вообще за вечеринка? – Алексия уходит, чтобы снять платье, сунуть в утилизатор и напечатать то, которое было следующим в ее списке понравившихся моделей.

– Суни устраивают вечеринки в честь затмения в Павильоне Вечного света. Лишь в такие моменты там наступает тьма, поэтому они считают, что событие достойно празднования. Затмения происходят каждый месяц, и кого-то постоянно приглашают во Дворец Вечного света. УЛА, торговые делегации, влиятельные в обществе лица, дебютанты и дебютантки, ученые. Туристы. Там будут все – значит, «Тайяну», несомненно, есть о чем объявить.

– Все? – Алексия влезает в новое платье.

– Главы всех пяти… четырех Драконов, – отвечает Лукас. – А также Орел Луны и его Железная Рука.

– Это связано с тем, что они включили Солнечное кольцо? – Правая туфелька, потом левая. В одевании есть своя магия, некий ритуал.

– Несомненно.

Алексия спускается на две ступеньки, выйдя из гардеробной. Длинный шлейф из крепа, рукав «овечья ножка», туго затянутая талия.

– На эти плечи можно посадить лунный корабль.

Лукас улыбается.

– Сдержанно, но сильно. Суни это оценят.

– Я ни разу не бывала во Дворце Вечного света, – говорит Алексия, пока автомотриса едет по Трансполярной магистрали на юг, через виадуки и выемки в покрытом мелкими кратерами Лакайле.

– Ты будешь впечатлена. Он построен, чтобы производить впечатление. Это очень сдержанное, тихое, строгое место, и там все постоянно боятся.

– Как он? – спрашивает Алексия.

– Я хотел развернуться и уйти.

– Лукас, я не об этом спросила.

Он глядит в окно, на серебристо-черную пустыню.

– Я увидел чудо, а потом – ужас. Затем я увидел нечто будто бы известное, но на самом деле я ничего о нем не знал. Я думал, его собирают заново, воспоминание за воспоминанием, но это не его память, а чужие воспоминания, его виртуальный облик, та часть памяти, которую он отдал машинам. Неужели мы все такие? Мы – то, что о нас помнят другие люди? Он все еще симпатичный, Ле.

– Ты мне показал его фотографию в тот раз, когда я вернулась в «Копа Пэлас».

– И я предложил тебе Луну. Он выглядит так же, Ле, но это не он. Станет ли он когда-нибудь таким же, или я всегда буду сомневаться, что они воссоздали моего Лукаса Корту Младшего?

– Когда я вернусь на Землю, уже не буду прежней, Лукас. Каждая часть той меня, которую едва не убили в люксе «Копы», останется здесь, на Луне, и Луну я заберу с собой – внутри себя. В каждом волосе, кости и клетке.

– Ты вернешься?

– Если вернусь, конечно. Если. Лукас… Еще один вопрос. Кто такой Жоржи Мауру?

Опять эта подозрительная улыбка. Алексия видит пятнадцатилетнего, десятилетнего, пятилетнего мальчика, который знает, что всегда должен быть умным, проницательным, скрытным.

– Шпионишь за мной?

– Наблюдаю. Ты задержался после приема.

– Жоржи Мауру – моя песня, мой рассудок, моя душа. Я говорю ему то, чего никогда не скажу тебе, Железная Рука. Я бы провел с ним остаток жизни, но он повел себя мудро и отказался от меня.

Салон автомотрисы заполняют звуки босановы: гитара шепчет, призывая песню.

– «Самба ди ума нота» [35],– говорит Лукас. – Группа Жоржи. – Он готовит два мартини, ужасно сухих и холодных. Алексия все еще не может заставить себя полюбить джин или босанову, но она потягивает алкоголь. За окном проносятся покрытые кратерами земли юга, и кое-что в довлеющем, жутком одиночестве Лукаса Корты становится понятнее.