«Меня сунули в штрафную роту, где нас было примерно 150. Вооружили нас только винтовками. Ни автоматов, ни пулеметов нам не дали. Все офицеры были строевыми командирами, не осужденными; но солдаты и сержанты были из заключенных. Покинуть штрафной батальон живым можно было, только если тебя либо ранят, либо если ты заслужишь в бою одобрение командира, и тот порекомендует снять с тебя судимость. Да, [с меня сняли судимость]. Это было в Таганроге, на Южном фронте. Я участвовал в разведке боем. Поскольку положение было “или ты, или тебя ”, то свою боевую задачу я выполнял усердно. И это сработало. Сразу же после боя с меня порекомендовали снять судимость. Через несколько дней меня вызвали в военный трибунал при штабе дивизии, где с меня и сняли судимость. После этого меня отправили в строевую часть. [В штрафной части я пробыл] три недели.
Самым страшным была атака – это самое тяжелое испытание. Знаешь, что в тебя могут попасть, но должен продолжать двигаться вперед – ужас! Было трудно подняться, и большинство считало, что им уж не вернуться. Это тоже было трудно. Минометный обстрел был ужасным, также как и пулеметный огонь. Всякого хватало. Трассирующий огонь, когда он начинается сверху, а ты видишь только, как светящаяся линия опускается все ниже и ниже, обрушиваясь на тебя, вот сейчас она опустится до твоего уровня и разрежет тебя пополам. Ну, короче, война есть война, о чем тут говорить?».142 И наконец, ветеран 213-й стрелковой дивизии 73-го стрелкового корпуса 52-й армии 1-го Украинского фронта вспоминал свой опыт знакомства с подчиненной штрафной ротой:
«В апреле 1945 года мы получили около Герлица одну штрафную роту. Что это означало? Хотя это были преступники, бандиты, воры, а также разжалованные офицеры, большинство состояло из солдат, не выполнивших приказ. Положение было таким, что каждый боец штрафной роты должен был купить себе жизнь собственной кровью. После ранения он освобождался от вины за свое преступление. Рота заняла позицию на холме около Герлица, залегла и подставляла руки-ноги под немецкий огонь, надеясь получить ранение и тем самым освободиться.
Командир штрафной роты выполнял приказ командира батальона. Его первой заботой было приглядеть за тем, чтобы никто из его подчиненных не перебежал к немцам. И он имел право, как и любой строевой офицер, застрелить бойца на месте за такую попытку (в строевой части такого права не было). Эта рота две недели дралась рядом с нами, и я знаю о четырех случаях, когда командир роты стрелял в своих же бойцов (четырех человек)».144