Хотя солдаты Красной Армии крайне различались между собой по этническому и социальному происхождению, образованию, идеологии и темпераменту, им всем выпал во многом общий опыт. Во-первых и в главных, они воевали в составе массовой армии, которая несла равно огромные потери безотносительно к тому, когда, где или как она сражалась – в основном потому, что ее высшее руководство часто, если не стандартно, использовало кажущийся неистощимым запас живой силы страны и неразумно не считалось с ценностью человеческой жизни, бесчувственно разбрасываясь жизнями солдат при обороне их отечества. А сами солдаты после боев на голодном пайке в первые 18 месяцев войны, в дальнейшем для компенсации своих голодных пайков полагались на фуражировку и «заимствование». Для большинства солдат определением роскоши были буханка хлеба, одна-две картофелины и необработанный кусок жира каждый день. [254] И что еще хуже, вдобавок к их вечному голоду солдатам – по крайней мере, в первые шесть месяцев войны – пришлось испытать нехватку вооружения, обмундирования и вещевого довольствия. Впрочем, судьба их немецких противников была в этом отношении немногим лучше.
Короче говоря, всем солдатам Красной Армии пришлось терпеть спартанское существование и научиться выживать путем снижения потребностей до минимума. Хотя суточный водочный рацион в какой-то мере облегчал их страдания, повышал их боевой дух и укреплял солдатскую решимость, одновременно он чересчур часто также подрывал у них дисциплину и притуплял нужное им для выживания боевое мастерство. [255]
Все солдаты Красной Армии также жили, воевали и зачастую погибали в тенетах широкой и запутанной сети политических комиссаров и
И командир, и комиссар одинаково использовали драконовский уголовный кодекс Советского Союза и простую, но действенную систему военных трибуналов для поддержания в своих войсках порядка и дисциплины – в то же время умело пользуясь для восстановления своей власти в случае ослабевания порядка и дисциплины таким зловещим инструментом, как штрафные подразделения. И наконец, для предотвращения неповиновения приказам или пресечения дезертирства командиры также полагались на устрашение с помощью заградительных отрядов – прибегая к этому средству поначалу как к чрезвычайному, а позднее как к обычному и стандартному.
В конечном итоге те солдаты Красной Армии, кто выжил на войне, вынеся эту суровую дисциплину, почти постоянно довлеющий страх и прямое запугивание, сумели этого добиться в первую очередь потому, что обучились выживанию на уровне рефлексов. В отличие от военнослужащих в армиях стран Запада, солдаты Красной Армии были продуктом политической системы и общества, природная суровость которых во многих отношениях была подобна военной службе. От обязательных паспортов, произвольных арестов и постоянной угрозы заключения, от наказаний в виде исправительно-трудовых лагерей, смерти или ссылки и других ограничений, испытываемых в течение долгих лет даже в мирное время, оставался лишь короткий шаг до тотального политического контроля, дисциплинарных мер и индивидуальных либо коллективных наказаний, испытываемых солдатами во время войны. В итоге солдаты Красной Армии привыкли иметь дело с военными обстоятельствами и выживать на военной службе. Принципиальная разница состояла только в том, что на войне солдатам Красной Армии приходилось выживать еще и в борьбе с вермахтом.
И кем бы они ни были – рабочими, крестьянами или служащими, славянами или неславянами, мужчинами или женщинами, православными, мусульманами, иудеями или атеистами, какими бы мотивами они ни руководствовались – «советским патриотизмом», «великорусским национализмом», обычной любовью к родине или же просто ненавистью к немецким захватчикам, большинство солдат Красной Армии сумело вынести беспримерные и невообразимые лишения и все же выжить на самой страшной войне, какую когда-либо испытало человечество. И выживая, они совершили замечательный подвиг, за поразительно короткий срок чуть менее четырех лет одолев самую грозную военную машину Европы, хотя и ценой огромных человеческих потерь.