Восставшие из рая

Я чувствовал себя огромным пауком, нависшим над хутором, и нить за нитью невидимая клейкая паутина опутывала местность вокруг нас на полдня пути во все стороны. На северо-восток – почти до самого Переплета. Сначала было сложно отсеивать сигналы от настырного зверья и птиц, прорывавших паутину, но постепенно я настроился – тем более что посыл от приближающегося человека был бы совершенно иным по звучанию. А от Страничников – тем паче.

Бакс, выслушав мой рассказ о Сети, немного расслабился и прекратил бурчать, что «пора немедленно рвать когти». Черчек заявил о своем намерении идти в Ларь вместе с нами, Вила тоже кивнула с обреченным выражением лица, а Бакс минут пять думал и наконец согласился на уговоры старика обождать с уходом до очередного Большого Паломничества.

– Если уж шухер, – выразился Бакс в своей обычной манере, – так лучше чтоб при большом стечении народу. Авось не все тут раздолбаи, да и недолго ждать осталось…

Я тихонечко вызвал Вилиссу на крыльцо, оставив Бакса с дедом и Щенком Кунчем допивать заветный кувшин, поминая умерших.

– Вила, – сказал я без обиняков, – что надо, чтобы Даром – убивать?! Научи!.. Ну пожалуйста…

Она смотрела на багровые прожилки заката и не отвечала.

– Научи! – упрямо повторил я, чувствуя, что сейчас расплачусь, и стыдясь подступающих слез.

– Не могу, – прошептала она. – Не учат этому. Пока в тебе самом смерти нет – не сумеешь.

– Я уже умирал, – возразил я, – значит…

– Ничего это не значит. Нет в тебе черного света, а без него Даром убивать – убивать даром…

– А когда он во мне будет, этот черный свет?

– Ох, чую, будет, – пробормотала Вилисса, и я остался на крыльце один.

Лес стоял сплошной стеной, но краешек солнца слегка просвечивал из-за деревьев, и на миг мне показалось, что этот свет – черный.

Я – мальчишка. Впервые я понял…

Если я это понял, то, может быть, я уже не совсем мальчишка?

Глава шестая Человек Знака Ах – охотник с глухой заимки

И юности камни
изъедены снами,
на дно размышления
падают сами.
«Далек ты от Бога», —
твердит каждый камень.

Ф.-Г. Лорка

…Впервые я по-серьезному заговорил о Нем уже в городе, на базаре. А вспоминал до того – раз сто. Еще со Дня Чистописания, когда мы с Менорой наткнулись на этого странного паломника в Книжном Ларе. Там, в Ларе, он и исчез, после беседы нашей ночной. Сам я не видел, как и где он пропадал – утонул в Чистописании, не до того было, – зато другие кое-что видели, если не врут. А пускай и врут – иное вранье трех правд стоит.

Ведь слышал же в детстве своем незабытом то ли сказку, то ли пророчество о Нем – Том, Кто Возьмет на Себя! Слышал – да не верил. Сказка – она и есть сказка. Я уж и забыл ее почти, когда это случилось…

Помню, доча ко мне подбегает, глаза круглые, испуганной радостью лучатся; за рукав хватает: «Папка! – чуть не плачет в голос. – Там человек один… На себя берет!»

Я сперва не понял.

– Что, – спрашиваю, – берет-то?

– Все!..

Вот тут-то я сказку и вспомнил, будто вновь пацаном заделался.

Переночевал он у меня в хибаре, за житье-бытье покалякали – и небо над ним не разверзлось за дела Его окаянные, и Переплет не шелохнулся, комары – и те Его не больше, чем меня, кусали! А утром ушли мы с Менорой к Ларю, а Он заспался с устатку. И не виделись мы более. Пропал Он. В Ларь, сказывают, ушел. Вовнутрь.

И не вернулся.

Только так крепко мне это в душу запало, что стал Человек Знака Ах – охотник с Глухой заимки – не в ту строку становиться. Видно, подошло время, когда не всякое лыко в строку… Задумываться я невпопад стал, слова положенные говорить забываю, дела не все по обрядам вершу; а после и до того дошло, что в неурочное время на промысел отправился.

Шел – и боялся. Мало чего промысловики боятся, а тут разобрало. Обряды, конечно, обрядами, да только слова – они и есть слова. Пустым словом, как известно, Переплет не колеблется. А вот на промысел выйти, когда вся твоя Фраза по домам рассиживается, – это уже Поступок. И вряд ли он добром от Переплета отразится.

И точно – как в Книгу глядел! На третий день у Дурного Лога в болото провалился. Ну не было там зыбуна, отродясь не было, всякий скажет!.. Тамошние трясины – смех один.

Вот мне смех тот боком и вышел.

Провалился я крепко. «Ну, – думаю, – получи, Ах-неверующий, воздаяние горькое! Был охотник – и нет его, нахлебался Поступком по уши!»

Ведь ежели Переплет за дело платит – все, пиши пропало, не выберешься.

Раньше я бы и рыпаться не стал – принял бы как должное и сгинул бы в том болоте. А тут смотрю – стоит неподалеку у осинки чахлой Он. И осина та сквозь Него просвечивает, хотя до нее – рукой доплюнуть.

Видение, стало быть…

Постоял Он, помолчал и говорит тихо: «Что, Ах-охотник, забыл Меня?»

– Не забыл, – хриплю, – помню!.. Руку, парень, руку дай…