Восставшие из рая

Я способен ощущать и копить Ее силу. Я способен увидеть почти все, что творится внутри Переплета, – кроме трех-четырех участков, которые по-прежнему скрыты от меня; и хутор, где остались Талька и Бакс, – один из них.

Пусть, ладно. Мне хватает того, что я вижу.

Далеко не все в Переплете идет так, как хотелось бы Ей, – в последнее время Знаки все чаще выпадают из своих Слов или меняются местами, не во всех Фразах Слова стоят на нужном месте; и сбиваются с ног измученные Страничники…

Я знаю, что происходит.

Люди совершают Поступки. Потому что они – люди. Как самой Книге не хватает живого человеческого сердца, чтобы Ее Сила становилась реальностью, так упорядоченной ритуальной вежливости не хватает искренности, чтобы стать сутью и ядром.

А без искренности эту странную мир-Книгу, на окраину которого (или которой) свалилась троица невинно убиенных туристов, – без искренности ее ни читать, ни писать попросту неинтересно.

Да и жить в ней – тоже.

«…– Учитель, – спросил ученик, – когда лев бросается на слона и когда он бросается на робкого сайгака, – он вкладывает в удар одинаково великую силу. Что за дух движет львом?

– Дух искренности, – ответил учитель».

Люди совершают Поступки. Злые или добрые – я далек от того, чтобы взять на себя бремя судьи. В самом добром Поступке кроется зародыш Зла. Если я спасаю девушку от насилия, всегда найдутся недовольные. Сам насильник, к примеру. Особенно если я пришибу его в момент спасения девицы.

Будни палача; исповедник, нарушающий тайну исповеди убийцы-маньяка; содержательница борделя, подобравшая на улице умиравшую от голода девочку и давшая ей работу, – это добро или зло?

Если вы знаете ответ – вы знаете больше меня.

А я знаю одно – люди все-таки совершают Поступки. Даже когда они – Знаки. Люди Знака. Чаще – неосознанно, но иногда и преднамеренно. Их Поступки колеблют Переплет, как трепыхания мухи колеблют нити паутины, и почти всегда возвращаются большей или меньшей бедой.

Даже когда Переплет вообще ни при чем – человеку всегда найдется из-за чего страдать, и он непременно припишет это кому-нибудь.

Богу.

Сатане.

Переплету.

Карме.

Соседу.

Я чувствую боль этих людей, я ощущаю воздаяние Переплета за их Поступки – и коплю в себе.

Я ПЫТАЮСЬ ВЗЯТЬ ВСЕ НА СЕБЯ.

И вот тут таится главное. Ведь я – Глава. Ее Глава. Ее часть – и Переплет бьет по мне за поступки других людей: по утрам у меня кружится голова и виски сводит нестерпимой болью… Переплет бьет по мне, по части целого…

А значит, бьет по Ней!

Но Она – еще и творец Переплета. Следовательно…

Я спокойно смотрю в желтые безвекие глаза, я отвечаю, спрашиваю, вежливо улыбаюсь в ответ на острозубую ухмылку Зверя, я восхищаюсь Его остроумными парадоксами – но в это время я могу думать. Я могу вспоминать.

Я вспомнил. Вспомнил слово из того мира, в котором жил раньше. Короткое – и вместе с тем очень емкое слово.

Резонанс.

Я замыкаю Переплет сам на себя.

Резонанс.

И руки мои дрожат по утрам…

Глава восьмая Тэрц с дальних выселок по прозвищу Пупырь

А мирная улитка,
мещаночка с тропинки,
в смущении, с тоскою странной
глядит на широкий мир.

Ф.-Г. Лорка

…Во имя Книги – а, собственно, почему? Почему я при косьбе должен идти непременно за Хромым Кукишем? Потому что так говорит Хозяин Слова Прус. Потому что так говорит Господин Фразы Бита Косорукий. Потому что так говорит Белый Страничник Свидольф.

А почему так говорит Белый Страничник Свидольф? Потому что так записано в Книге Судеб, на его Странице. А почему так записано в Книге Судеб на его Странице, если Хромой Кукиш на правую ногу припадает и все норовит мне косой по коленке заехать?

Почему?!

Может, так оно и надо, чтобы я от его косы все время уворачивался? Может, и надо.

Так я не хочу все время уворачиваться!

А приходится…

Вот почему, во имя Переплета, должен я жениться не на Валонге, третьей дочке нашего бондаря, а на Ульгаре-пряхе, и непременно нынешней осенью? Тоже в Книге записано? А там записано, что дура Улька с две кадушки в обхвате, и рожа у нее такая, что один раз глянешь – три раза утопиться хочется?! Так нет же – заладил Белый Страничник Свидольф: женись да женись на ней, на Ульгаре то есть. А какое ему дело, сморчку трухлявому, на ком я жениться хочу? Ах да, Книга… Ну и что – Книга?! Ведь не Книге же с Улькой толстозадой жить и не Страничнику Свидольфу, Переплет его распереплет!..

А мне Валонга нравится, да и я мужик не из последних; может, даже из первых я мужик у нас на Выселках – и Валонга, кажись, не против, я ее щипал сколько раз, а она хихикает… а то, что ей Толстый Мясь не нравится, за которого ей идти написано, – так это уж точно!