Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч

— Это так. — Исследование тысячелетнего развития различных слоев общества приучило Эрсера к мысли, что даже искреннее желание оказать услугу может стать предметом насмешки. — И все же двое таких незаурядных людей не имели бы одинаковых званий, если бы их задачи не переплетались. Позвольте мне перечислить, чем должен будет заниматься Главнокомандующий лично.

Впервые с того момента, как Юрусан официально приветствовал Советника, он принял участие в разговоре:

— Ваша мудрость, полагаю, что сейчас вы углубитесь в бесконечные детали. И боюсь, что у нас сегодня просто нет на это времени. Все это лучше сначала представлять в виде письменных докладов, фактов, цифр, которые можно проанализировать и подробно изучить. Если вы это сделаете, Ваша Мудрость, то при соответствующих обстоятельствах мы снова примем вас здесь и подробно все обсудим.

Во взгляде Эрсера блеснула ненависть. Он опустил веки, прикоснулся ко лбу кончиками пальцев в знак уважения и произнес:

— Я понимаю, что Главнокомандующий и его коллега сейчас заняты. Я подготовлю доклад, как этого требует Наместник, так быстро, как только секретарь сможет записать его под мою диктовку. Скорее всего, в следующий раз я буду беседовать только с Главнокомандующим. Нет причин беспокоить августейшего Наместника, которого, впрочем, я всегда искренно рад видеть. Видит Бог, я говорю правду.

Последовала церемония прощания. Наконец инкрустированная перламутром дверь захлопнулась и хозяева Арванета остались в Лунном Зале одни.

Сидир не мог сидеть на месте. Он встал и начал прохаживаться взад-вперед перед мраморным камином, потом пересек зал и встал у окна, заложив большие пальцы за кожаный пояс. Зал располагался на пятом этаже Полинского дворца, и окно было большим. Перед Главнокомандующим раскинулась широкая панорама завоеванного города.

Слева он видел сады Элзин, окружающие озеро Норму, к которому сходились все каналы Арванета. Справа изгибались арки Патрицианского моста, повисшего над Новым и Королевским каналами и, казалось, над всей рутиной и обыденной суетой столицы. Впереди расстилалась площадь, окруженная мраморными фасадами все еще величественных зданий. Время не пощадило их, выщербив колонны и обрушив резные карнизы. Время же сделало стекло, через которое он смотрел на город, радужно-фиолетовым, и казалось, что бесчисленные века оставили свой отпечаток и на облаках.

И все-таки этот мир был так полон суеты, как и всякий другой. На площадь выходило несколько основных улиц. За окружающими площадь общественными зданиями виднелись плоские крыши строений попроще — магазинов и жилых домов, построенных, в основном, из бурого кирпича. Перед ними теснились палатки, где люди в потрепанной одежде торговали немудрящими товарами, между палатками и ларьками бродили горожане, поросята, прыгали вездесущие воробьи. Время от времени по улице бочком пробегала тощая собака или медленно проплывал тяжело груженный фургон на скрипучих колесах.

Солдат не было видно, если не считать полицейского из местных — из-под зеленого мундира торчал подол полосатой рубахи, не оставляющий сомнений в характере его профессии. Сидир следил, чтобы его армия как можно меньше выделялась среди местного населения. Здешние мужчины носили рубахи, доходившие почти до колен. Большинство из них с приходом тепла скинули штаны, башмаки и зимние плащи с капюшонами и расхаживали теперь в сандалиях и вязаных шапках. Одежда местных длинноволосых женщин мало чем отличалось от одежды мужчин, разве что их рубахи были покороче и открывали смуглые ноги с узкими коленями. Материю здесь предпочитали яркую, носили много дешевых блестящих украшений. Исключение составляли старики, кутающиеся в неряшливые одежды неопределенного цвета, а также монахи и монахини четырех орденов мудрости — Красного, Белого, Серого и Черного.

Жители Арванета были невысоки ростом, стройны, у них были темные волосы, темные глаза и шафрановая кожа. Черты лица тонки и приятны. Обычно они двигались грациозно и проворно, и это делало их облик еще более изящным. Мертвый груз тысячелетней цивилизации не лег тяжким бременем бессмысленных традиций на неорганизованные, большей частью безграмотные низы. До Сидира долетал рыночный гомон, шарканье ног, стук лошадиных копыт, обрывки разговоров, смех, мелодия дудочки, под которую какая-нибудь танцовщица выделывала свои па на дощатом помосте, скрип тележных колес. Он мог представить себе запахи курева, дыма, навоза, жареных на вертеле бычьих ушей, человеческого пота, дешевых духов… все это смешивалось с вонью каналов и болот. И вся пестрота города растворялась в надвигающихся раскатах грома, выцветала в пока еще далеких вспышках молний. Упали первые капли дождя, близилась буря.

Сидир вдруг вспомнил, что он не один в зале, и повернулся к Юрусану.

— Что вы думаете о нашем госте? — спросил он и тут же почувствовал, что хотя он и задал свой вопрос на рагидьянском, но в нем сквозит чисто баромьянская грубость и прямота. «Этот дьявол примет меня за глупца», — подумал он.