Восточная и Центральная Азия

— Вот как его умертвить: соберите множество копий и повесьте его на острия их!

Гесер-хана уводят, а он, захватив с собой свою золотую мельницу, нарочно говорит:

— На это дело нет у меня больше средств! Теперь пришла моя смерть!

И ждет. Дочь Кюмэ-хана Кюнэ-гоа — сама хубилган — поняла.

— Плохо это! — молвит она. — Доколе же ты будешь терпеть эти муки?

Тогда Гесер-хан делает вид, что посылает попугая послом к себе домой. Привязав к ноге попугая тысячу златошелковых нитей, он держит в руках шнур, к которому они привязаны, и громким голосом приказывает своему попугаю, который сел на городской башне:

— Лети, лети, моя птица-попугай! Китайский Кюмэ-хан убил Гесер-хана, государя десяти стран. Позови трех моих богатырей, которые выше меня, позови трех моих богатырей, которые одинаковы со мной, позови трех моих богатырей, которые ниже меня! Пусть будут за ними вослед и тридцать моих богатырей. Пусть придут мои девять богатырей, пусть разрушат стольный город того хана и самого хана казнят лютейшею из казней. Пусть обратят в пепел все, что может видеть глаз, пусть обратят в черный уголь все, что можно окинуть оком! Пусть полонят весь народ его! Лети же, моя птица-попугай!

И полетела его птица-попугай, а Гесер-хан держит в руках конец шнура и ждет. Услыхали Кюмэ-хан и все его приближенные и воскликнули:

— Горе, что делать? Мы не смогли умертвить и одного-то Гесера. Ясно, что от нас и праха не останется, если теперь придут девять его богатырей!.. Ах, Гесер-хан, призови свою птицу — мы дадим тебе все, чего ты ни потребуешь!

— Птица моя улетела далеко, никак невозможно! — отвечает он.

— Каково б ни было твое пожелание — все мы исполним по твоему повеленью! — говорят они и все земно кланяются ему.

— Хорошо! — соглашается Гесер-хан. — Ты должен отдать мне свою дочь Кюнэ-гоа, тогда я попробую призвать свою птицу.

— Отдам! — говорит хан. — Разве для тебя пожалею чего?

— Сюда, мой попугай! — чудодейственно поманил Гесер и принял птицу на руки, потянув за шнур, к которому была привязана тысяча златошелковых нитей.

Пригласив Гесер-хана в свой дом, Кюмэ-хан устроил большой пир. Тихонько он спрашивает свою дочь Кюнэ-гоа:

— Милая Кюнэ-гоа, я собираюсь выдать тебя за Гесера. Если ты, чего доброго, не согласишься, то он, пожалуй, убьет меня, а тебя заберет силой.

— Беда, батюшка мой! — отвечает она. — Раз это нужно для Гесер-хана, государя десяти стран, то неужели мне не соглашаться и ждать, пока он убьет моего батюшку?

— Справедливо, — сказал хан и выдал Кюнэ-гоа за Гесера, государя десяти стран.

Три года прожил Гесер-хан со своей женой Кюнэ-гоа. По прошествии же трех лет говорит он Кюнэ-гоа:

— Усладил я покоем твоего отца и вот около тебя жил, пока не исполнилось три года. Теперь я хочу возвратиться к себе и, навестив свое хозяйство, приехать обратно.

Отвечает ему Кюнэ-гоа:

— Что за речи изволишь говорить, государь мой Гесер-хан? Лучше бы жить здесь, а нет — так поехала б и я с тобой. Что мне жить здесь в одиночестве?

— Справедливо, поедем вдвоем! — соглашается Гесер. — Едем, не откладывая, за город.

И с этими словами Гесер садится на своего вещего гнедого коня, а Кюнэ-гоа — на своего сине-лысого мула; выехав вдвоем на ночлег за город, они уговариваются:

— Если справедливы твои слова и следует нам с тобой вдвоем жить здесь, — говорит Гесер, — то пусть мой вещий гнедой конь и твой мул оба после ночевки повернутся в сторону города. Если же твои слова несправедливы, а мои справедливы, то пусть мой вещий гнедой конь повернется в сторону моего дома!

Согласились и оба заночевали. Рано поутру встал Гесер-хан, государь десяти стран света, смотрит: и мул и конь оба стоят, повернувшись в сторону города.

— Что же это ты, мой вещий конь гнедой? — окликнул его Гесер. — Повернись в сторону моего дома! — Тогда повернулся вещий гнедой конь в сторону своего дома.

Будит Гесер Кюнэ-гоа:

— Рассвело уж, вставай! Загадали мы с тобой этой ночевкой по коню и мулу увидать, чья правда выходит, а чья — неправда!

Пошла Кюнэ-гоа, взглянула и говорит:

— Выходит твоя правда, а моя неправда: в своей поездке ты волен! Ехать — так поезжай, государь мой Гесер-хан!

И оба они сели верхами.

Проводив Кюнэ-гоа до города, так как она была одна, государь десяти стран света Гесер-хан изволил отбыть. По дороге, доехав до одной очень высокой горы, он присел и говорит:

— С того времени и до сей поры много я дел переделал: посижу-ка теперь в дияне-созерцании!

Спускается тогда к нему сестрица его Боа–Данцон–Гарбо, одна из трех его родимых побеждающих, и говорит:

— Милый мой соплячок! Верхняя часть твоего тела исполнена признаков Будд десяти стран света, средняя часть твоего тела исполнена признаков четырех великих тэнгриев, нижняя часть — четырех драконовых ханов. От гнева твоего — грехи спадают, от смертной твоей, кары — души спасаются. Разве ты не Гесер-хан, государь сего Джамбутиба? Или ты сидишь в созерцании, чтобы обрести перерождение какого-нибудь Будды, еще выше того?

— Справедливо наставление моей родимой сестрицы, но присел я оттого, что и конь и сам я утомились. Ворочусь же!