Восточная война

Линейный корабль с гордым названием " Генрих IV" стоял на якоре под углом к курсу движения брандера, из-за чего французы не могли открыть даже орудийный огонь по маленькому пароходику смело бросившегося в атаку подобно библейскому Давиду на Голиафа. Впрочем, невозможность вести пушечный огонь, отнюдь не делали его беззащитной игрушкой перед врагами. Находившиеся на борту тысяча восемьсот элитных французских солдат открыли шквальный огонь из штуцеров, едва только брандер оказался в зоне поражения их ружей.

С борта " Генриха IV" раздавались размеренные густые ружейные залпы, которые подобно морским волнам неторопливо накатывали на русский брандер. Едва только расстояние между кораблями сократилось до шестисот метров, как свинцовы осы  непрерывным дождем, гулко забарабанили по всей деревянной оснастке парохода. Тугими струйками лился на палубу желтый песок из пробитых мешков баррикады, которая надежно укрывала Ивлева и его товарищей от верной смерти.

- Прав, ох прав был Михаил Павлович, когда предложил установить защитные мешки, не будь их, французы давно бы нас уже всех перещелкали - отрывисто бросил Ивлев матросу Карповичу, находившемуся рядом с ним и готового в любой момент заменить командира у руля. Тот хотел ответить командиру, но шальная пуля, влетевшая рикошетом внутрь импровизированной командирской рубки, ткнула матроса точно в шею. Громко вскрикнув, он стал быстро оседать на пол, отчаянно зажимая рану рукой.

- Мельников, помоги! - крикнул Ивлев ещё одному охотнику, дежурившего у внутреннего трапа.  Тот проворно подхватив слабеющее тело моряка, потащил его на корму.  

Чем ближе брандер подбирался к "Генриху", тем чаще в опасной близости от его капитана стали пролетать свинцовые вражеские гостинцы, но Ивлев, несмотря ни на что, продолжал вести пароход к заветной цели. Выглянув в очередной раз из-за мешков баррикады, он решил таранить корму "Генриха", самую близкую к брандеру часть корабля.  

- Хорошо, что мины прикрыты железными листами, а то бы давно взорвались бы к чертовой матери! - подумал лейтенант. Ему, конечно, было страшно, но не столько за себя, сколько за дело, на которое он вызвался добровольцем. Желание совершить героический поступок и тем самым сравняться со своим дедом участником войны 12 года привело его на этот брандер, и уже не было силы в целом мире, которая заставила бы его уйти с него.  

Самыми трудными и тяжелыми для Ивлева были последние сто метров. Французы, выстроив пехоту неровными рядами, вели непрерывный огонь по пароходу, в твердой надежде выбить команду корабля еще до момента столкновения. На свою беду, они не обратили никакого внимания на черные бочонки, закрепленные на носу судна. Приняв пароход за обычный брандер, они старались непрерывным огнем, если не уничтожить находившихся на его борту русских охотников, то уж точно не дать им возможность воткнуть в "Генриха" свои абордажные крючья и запалить губительный огонь.   

Не обращая внимания на рой пуль свистящих вокруг него, Ивлев прочно закрепил руль в одном положении и, встав на одно колено, прильнул к специальной щели, продолжая вести наблюдение за французским кораблем. Вот огромная корма обильно украшенная замысловатой резьбою уже быстро наползала на русский пароход, можно было уходить, но старший лейтенант Ивлев не собирался доверить начатое дело слепому случаю, решив остаться на брандере до самого конца.

Вражеские стрелки, решив, что корабль неуправляем, уже прекратили стрелять, когда маленький русский пароходик ударился носом по громаде "Генриха" и сразу же три сильных взрыва потряс могучий корпус корабля. Оглушительный крик ужаса и отчаяния, который пронесся по палубам соседних с "Генрихом" кораблей с трепетом наблюдавших за смертельным поединком двух соперников. Облепив фальшборты своих кораблей, они со страхом и ужасом наблюдали как получивший смертельный удар в корму, французский Голиаф медленно оседал в морскую пучину.

Экипажу корабля и солдатам, находившимся на его борту, понадобилось некоторое время, прежде чем они смогли полностью осознать серьезность своего положения. Едва это произошло, как моментально возникла жесткая давка за места в спускаемых шлюпках, которую с большим трудом сдерживали офицеры, ударами шпаг и угрозами предания не послушавшихся им солдат немедленной смерти.

Порядок ещё не был восстановлен, как из трюмов с громкими криками: "Вода, вода!" на палубу хлынули канониры с нижних орудийных палуб и как бы в подтверждение их слов, корпус "Генриха IV" сильно накренилась. Всего этого было достаточно, чтобы притушенная паника вспыхнула с утроенной силой, которую уже ничто не могло остановить. Обезумевшие от страха люди стали пытаться как можно скорее покинуть обреченный корабль и бросились к левому борту, который выходил в сторону Евпатории.