И вот уж трепещут на ветру длиннющие ленты из цветной бумаги — так в Японии всегда провожают корабли: один конец ленты в руках отплывающих, другой — у тех, с кем они расстаются. Провожают школьники своего товарища. Провожает семейство солидного, делового папу. Прощаются двое: она — на борту, он — у причала. Не кричат, не машут — ленточку держат. Ритуал. Отвалила от берега «Такатихо мару» — и пошли рваться ленты одна за другой. До свидания!
Уменьшились, попятились и спрятались в углу залива бетонные коробки портового города Кагосима. И почти сразу же стемнело. Только оранжевая закатная каемка очерчивала еще какое-то время горную цепь по правому борту. А когда она погасла, оказалось, что все звезды на небе уже в сборе. Тихий был относительно тих, но какая-то упрямая волна, увязавшаяся за кораблем чуть ли не от самой пристани, все время подпрыгивала рядом, тщась дотянуться белой лапой до высокой палубы. Ручаюсь, что это была все одна и та же волна: утром я снова узнал ее. В лицо.
Дело пахло романтикой.
Память через силу пыталась соотнести эти звезды и волны с потрепанной школьной картой.
«Господи, — вдруг озарило, — да ведь это ж то самое, о чем столько мечталось в мальчишестве! Океан, волны, качаются светила над снастями — неужели исполнилось? Проникнись же наконец всей значительностью этого момента в твоей биографии».
Но — проклятие! — проникнуться до конца, «на сто процентов», не удавалось. Мысли, как назло, так и норовили удрать куда-нибудь в сторону. Вылезала из недр памяти давняя шахматная партия — насилу от нее отвязался. Потом, того хуже, явились какие-то стихи, добро бы путные или подходящие к случаю, так нет же — безымянные, графоманские строчки, много лет назад попавшиеся мне на литературной консультации. Прости меня, Великий, или Тихий! «Ничего! — прошумел Тихий в ответ. — Все это пустяки. Зато потом много-много раз в тесном городском автобусе, над скучной книгой или просто на улице города ты, вдруг задумавшись, снова и снова переживешь эту нашу встречу. И с каждым разом — чище, возвышеннее и точнее…»
Так перевел я речь океана.
И теперь вижу, что перевел правильно.
Становилось холодно (юг-то юг, а все-таки конец ноября!), но идти в каюту было бы кощунственно. Хотя, впрочем, и в каюте было небезынтересно. Любопытна, во-первых, сама по себе каюта. Хотя и второй класс — ни тебе коек, ни диванов. Просто затянутый материей пол. Так всегда на японских кораблях. Снимай обувь при входе и располагайся, как можешь. На ночь возьми матрас, простыни, одеяло — и стелись тут же. Во-вторых, в каюте есть попутчики, с которыми можно поговорить, составить некоторое представление: кто и зачем едет на дальний остров. Разговорились же мы (мы — это я и переводчик) сразу после отплытия на палубе с двумя юными островитянками! Оказывается, они приезжали в город Кагосима на вступительные экзамены. Экзамены не в университет, а в… универмаг. Крупные торговые фирмы устраивают ежегодно такие экзамены для учащихся выпускных классов школ. Сейчас девушки едут доучиваться. Окончат школу — и за прилавок. И не здесь, в Кагосиме, а в самой Осаке — экзаменационная сессия была выездной. Года два-три поработают, поживут самостоятельной жизнью, свет посмотрят, себя покажут. А потом опять на родной остров, там и замуж пора, и снова мир станет маленьким. А на смену им
Нет, рано еще в каюту! Прохладно, правда, но, если подобраться поближе к толстой и доброй теплоходной трубе, можно, пожалуй, продлить свою добровольную вахту…
А утром был остров.
— У тебя очень странное лицо, — со свойственной ее возрасту прямотой констатировала трехлетняя Митиё, глядя мне прямо в глаза. Было это на автобусной остановке в Надзе, главном и единственном городе на Амами Осима. Давным-давно, лет пятнадцать назад, задолго до рождения Митиё, на Амами Осима и близлежащих островах существовали американские военные базы. Такие же, какие долго еще сохранялись на соседней Окинаве. И было народное движение против этих баз. В конце концов базы пришлось убрать. С тех пор лицо западного, европейского типа действительно крайне редко можно встретить в этом дальнем уголке Японии. Так что Митиё можно понять.
А уж из России, тем более из советской, едва ли вообще кто-либо когда-нибудь бывал здесь. Во всяком случае, господин Нагасаки (именно так: «однофамилец» известного города на Кюсю!), сотрудник «Нанкай нити-нити симбун», что в переводе означает «Ежедневная газета южных морей», старый островитянин, такого не мог припомнить.
В сувенирной лавчонке — панцири гигантских черепах.
В «рыбной» — лангусты чудовищных размеров.