Восточней Востока

В Японии действительно существует подлинный культ подарка. Ценность преподносимой вещи, как заметил я, особой роли не играет: направляясь даже в очень зажиточный дом, можно купить в лавчонке на углу пакет апельсинов, который в сезон стоит гроши, и будет отнюдь не зазорно явиться с таким подношением. Можно не сомневаться: хозяин примет его с благодарностью, даже заведомо зная, что подарок куплен на специально отпущенные фирмой «казенные» деньги (если визит носит отчасти деловой характер). И найдет такие слова, которые позволят вам думать, что ваши апельсины — поистине уникальны, что таких на свете еще не бывало.

Однажды в поездке на Хоккайдо у меня иссяк запас прихваченных из Токио московских сувениров. К моменту прощальной встречи с одним из работников местного радио, немало сделавшим для того, чтобы мое пребывание на острове было плодотворным, в моем распоряжении оставалась только довольно бесформенная меховая фигурка в мутном полиэтиленовом пакете, изображающая, согласно этикетке, полярную нерпу, но изготовленная, согласно той же этикетке, почему-то в Казани. Но самое ужасное было то, что в местных магазинах было полным-полно подобных зверюшек, отличавшихся от моей только более высоким качеством.

К моему удивлению, мой сопровождающий Гото стал с жаром уверять меня, что это как раз то самое, что нужно.

— Но зачем господину Коминами эта нерпа? — спрашивал я.

— Как?! Он положит ее в токонома!

— Но ведь в здешних магазинах…

— Вот именно! К нему придут гости, удивятся и спросят: «Уважаемый Коминами-сан! Зачем вы положили в свою прекрасную токонома эту меховую нерпу, которая есть в каждом японском магазине!» А господин Коминами улыбнется и скажет: «Вы ошибаетесь! Это особая нерпа, ее подарил мне гость из Советского Союза!»

В другой раз тот же Гото пригласил меня на ужин в свой дом. Я захватил для хозяйки флакон московских духов. Когда пришла пора расходиться, была принесена коробка с носовыми платками, и каждая из присутствующих женщин унесла с собой частичку аромата «Красной Москвы», не переставая воздавать ему самые изысканные похвалы.

Так что подарок надо уметь еще и принять! Это тоже своего рода искусство. «Боже вас сохрани, — говорили мне, — получив красиво завернутый подарок, прятать его в карман — посмотрю, мол, дома! Обязательно откройте тут же и найдите что-нибудь сказать!»

Нашествие «львов»

Однажды случилось невероятное: бесчисленные гостиницы многомиллионного Токио оказались переполненными, и достать номер стало так же трудно, как в среднем областном центре, когда там проходит одновременно кустовой слет передовиков сельского хозяйства и зональное совещание молодых поэтов и поэтесс. А на центральных улицах города замелькали фигуры пожилых и молодых леди и джентльменов в легких шапочках-пилотках, увешанных разноцветными значками. Это были «львы» и «львицы», члены международного «лайонс-клуба».

Как говорится, век живи, век учись. Я и не подозревал, что существует эта организация, столь авторитетная, что самый факт избрания ею Токио местом для своего пятьдесят второго ежегодного конгресса явился, по словам газет, большой честью для Японии и японского народа…

«Около 12 тысяч иностранных делегатов из более чем ста стран прибыли в Токио, и японский секретариат занят приисканием им мест для расселения, — писала. Джапан таймс». — Около 15 тысяч местных «львов» и «львиц» объединятся с ними в четырехдневном заседании».

Из одной только Никарагуа прибыло семьдесят девять делегатов!

«После олимпийских игр — наибольший слет иностранных гостей в Токио!» — писали газеты.

В универмагах появились плакаты «Добро пожаловать, львы!»

Появился специальный плакат и при входе в нашу гостиницу «У. М. С. А.». Вскоре в холле, коридорах и лифте стали попадаться «львы, «львицы» и «львята» — ребятишки в майках с воинственными надписями: «Лев рычит!»

Однажды утром обнаружилось, что какой-то одинокий филиппинский «лев», прибыв ночью и не найдя свободной комнаты в «У. М. С. А.», преклонил главу на диване в вестибюле.

— Съезд богатых людей, которым нечего делать, — коротко бросил мой знакомый Питер Уайт, когда я обратился к нему за разъяснениями.

По правде сказать, я подумал, что мистер Уайт, наверное, чересчур категоричен. Будь все так, как он сказал, вряд ли губернатор Токио и сам премьер-министр стали бы приветствовать съезд «львов», желая им успеха в их благородной деятельности. Труднее всего было, правда, уловить, в чем эта благородная деятельность заключается. В чаянии ответа я отправился в район Харадзюку, где, как сообщали газеты, должен был состояться большой парад «львов».

Импровизированные трибуны жужжали в ожидании. Я схватил за пуговицу пожилого джентльмена, на пилотке которого была пришпилена табличка: «Ральф Уиттен, бывший международный директор».

— Пожалуйста, мистер Уиттен, объясните мне все про «львов»!

— О, ради бога! И вы действительно ничего про нас не знаете? Нас больше миллиона в ста сорока странах!

Мне стало очень стыдно. Впрочем, скоро я взял реванш.

В Японии любят уличные шествия.