Восточнославянская этнография

По замечанию Л.З. Колмачевского, единственным критерием для правильной оценки оригинальности и относительной древности животных сказок может служить только принцип естественности[39]. К сожалению, эта верная мысль редко находила практическое применение в научных работах, посвященных народным поверьям и сказаниям о животных. Мифологические гипотезы в этой отрасли знания занимают еще слишком много места. До сих пор держится в науке мнение, что большинство народных поверий и сказаний о вороне относится к облачным мифам, — мнение, как мы думаем, совсем несостоятельное при ближайшем их рассмотрении в связи с природными особенностями coraces и отчасти с историко-литературными о них данными. Не устраняя вполне мифологического толкования, мы думаем, что к нему подходят лишь немногие поверья и сказания о вороне и что большинство сказаний этого рода являются результатом непосредственного наблюдения над природой и основывается на зоологических свойствах птиц рода coraces.

Известно, что увлечение мифологической теорией происхождения народных сказаний содействовало появлению подложных песен и усилению того ложного патриотизма, который ищет себе пищи в национальном самовосхвалении, повсюду усматривает славян и наделяет их всеми премудростями и добродетелями. Псевдопатриотическая спекуляция коснулась и народно-песенного материала о вороне. Мы разумеем здесь следующую песню:

В лесе в темном у Вислицы,
Среди бору на Кислицы
Есть заклятый сухой сук,
На том суку сидит крук:
Пане-круку, пане-круку,
Чорна бога старший внуку!
Слеты з древа, черный крук,
Дай у душу ему стук,
Ладно ладо, дивно диво,
Не живи, моспане, криво![40]

Барсов Е.В. пользуется этой песнею в «Лексикологии „Слова о полку Игореве“». Див Слова, говорит г. Барсов, соответствует Круку на его заклятом (?) суке.

Любопытно, продолжает г. Барсов, что этот Крук называется здесь «старшим внуком Чернобога»[41]. Вряд ли, однако, можно сомневаться в поддельности всей песни, причем Крук так же мало заслуживает серьезного внимания, как Вишну и Сива «Словенской Веды» Верковича, как Посвистач в думе-сказании о походе князя-язычника в «Записках о Южной Руси» Кулиша[42]. Существование Чернобога у русских славян подлежит еще большему сомнению. «Строго говоря, — замечает А.И. Кирпичников, — из всех богов русских непоколебимо может вынести критику только один Перун»[43].

Вороны в собственном смысле (coraces) обитают на всем земном шаре. Близ экватора число их значительно увеличивается; они имеют многочисленных представителей в умеренных странах, и только в холодных число их ограничено. Большая часть ворон принадлежит к числу оседлых птиц, и только немногие виды отлетают, впрочем, не очень далеко.

Существуют много разновидностей этой птицы. Наибольшим распространением и известностью пользуются обыкновенный, или благородный, ворон (corax nobilis), черные и серые вороны (corvus corone et C. cornix), грачи (frugilegus) и галки (monedula). Различаются они главным образом по величине и лишь в незначительной степени — по крику, цвету перьев и характеру[44].

По соображениям Пикте, ворон был известен праарийцам[45]; но различные виды вороньего рода, по-видимому, не были точно отличаемы, может быть, потому, что житейской надобности не было для такого различения.

Для обозначения птицы «corvus» в славянских языках существует несколько названий: «ворон», «ворона», «гавран», «крук». Слова «ворон» и «гавран» считают праславянскими, т. к. они встречаются во всех славянских наречиях. В литовском и леттском наречиях словам этим отвечают «varna», «varns». Слово «ворон» Пикте сближает с санскритскими «bran», «vran», «sonare» Миклошич же производит его от «vr». Происхождение префикса «ra» Микуцкий объясняет на основании аналогий с русского «кайма», «канура», «закоулок», чешского «гомолый» и т. п. Слово «крук» сближают с литовским «krauklis», греческим «κραυγός» и усматривают в нем звукоподражательный «крък», однородный с корнем слов: «каркать», латышским «crocitare», лит. «kraukti»[46], немецким «Кrähе».

Значительное число поверий и сказаний о вороне основывается на его зоологических свойствах, крике, цвете перьев, выдающемся уме, хищности и воровстве.

Крик благородного ворона представляет сочетание звуков: «корк-корк, кольк-кольк, рабб-рабб». Звуки эти бывают различной высоты и смешиваются таким образом, что приобретают некоторое разнообразие[47].

<…> По временам голос этих птиц принимает особенную гибкость и разнообразие. Грачи и галки легко перенимают некоторые тоны, галка может подражать другим звукам, например пению петуха, и может без особенного труда произносить слова, а ворон выучивается даже говорить, верно повторяет слова и употребляет их со смыслом; он лает по-собачьему, смеется, как человек, воркует, точно домашний голубь[48].