Восточные религии в римском язычестве

Но, скажем мы, раз уж теоретики не смогли доказать лживость учения астрологии, обнаружить ее тщетность должен был опыт. Без сомнения, ошибки были многочисленными и вызывали жестокие разочарования. Потеряв четырехлетнего ребенка, которому было предсказано блестящее будущее, его родители обесславили в его эпитафии «лживого математика, великая слава которого соблазнила их обоих»{353}. Но никто и не думал отрицать возможность подобных ошибок. Сохранились тексты, в которых сами составители гороскопов чистосердечно и по-ученому объясняют, как они обманываются в случае, если не примут во внимание хотя бы одного параметра вычислений{354}. Манилий, несмотря на безграничную веру в силу разума, трепещет перед сложностью огромной задачи, которая, как ему кажется, превышает его понимание{355}, а во II в. н.э. Веттий Валент горько сетует на ненавистных дилетантов, которые выдают себя за пророков, не пройдя необходимой длительной подготовки, и дерзают ссылаться на астрологию{356}, делая ее отвратительной или смехотворной. Следует напомнить себе, что астрология была не только наукой (έπιστήμη), но и искусством (τέχνη), совершенно так же как и медицина — это сравнение, которое сегодня кажется неуважительным по отношению к последней, в глазах древних выглядело бы лишь лестным{357}. Наблюдение неба бесконечно сложно, как и изучение человеческого тела; решать вопрос о зарождении мироздания так же трудно, как ставить диагноз; а толковать космические приметы так же нелегко, как и симптомы в нашем организме. И с той, и с другой стороны данные сложны, а возможные ошибки бесконечны. Все те случаи, когда больные умирают, вопреки усилиям врача или по его вине, никогда не помешают тому, кого терзают физические муки, призвать его на помощь, а те, чью душу снедает честолюбие или беспокойство, прибегают к астрологу в поисках лекарства от обуревающей их умственной горячки. Вычислитель, утверждающий, что может определить момент смерти, как и практик, обещающий ее отдалить, влекут к себе всех тоскующих людей, озабоченных приближением этого грозного срока. К тому же человек ссылается на чудесные исцеления точно так же, как помнит — а при необходимости и выдумывает — поразительные предсказания. Обычно выбор гадателя исчерпывался лишь ограниченным количеством предположений, и всегда существовала вероятность того, что когда-нибудь он окажется прав. Математика, на которую он ссылался, в конечном счете благоприятствовала ему, и часто одна случайность исправляла последствия другой. И потом, разве не найдется у достаточно ловкого владельца хорошо посещаемого кабинета для консультаций тысячи способов привнести в то рискованное дело, которым он занимается, какую угодно отсебятину, читая в созвездиях то, что покажется вероятным ему самому. Будучи человеком осмотрительным, он больше смотрит на землю, чем на небо, и никогда не позволит себе ударить в грязь лицом.

Тем не менее неуязвимой для всех ударов, которые наносили астрологии разум и здравый смысл, ее делало главным образом то, что на самом деле, несмотря на видимую точность своих расчетов и теорем, она была не наукой, а религией. Этим мы хотим сказать не только то, что она требовала веры в недоказуемые постулаты — то же самое можно сказать почти обо всех наших скудных человеческих познаниях, и в конечном счете наши физические и космологические системы тоже строятся на гипотезах, — но астрология родилась и выросла в храмах Халдеи и Египта{358}; даже на Западе она никогда не забывала о своем жреческом происхождении и не отделяла себя от породившей ее религии более чем наполовину. Именно с этой стороны она связана с восточными культами, которые являются темой этих очерков, и в основном этот вопрос я и хотел бы здесь осветить.