Восточные страсти

— Обещать я ничего не могу, Джейд, — сказала она. — Ведь папа сказал тебе, что в этом деле взрослые всегда все тщательно обдумывают и взвешивают. Но я даю тебе слово, что мой ответ ты узнаешь самой первой.

Джейд наконец угомонилась, а появившийся десерт моментально отвлек на себя внимание общества, что доставило несказанное облегчение Элизабет Бойнтон.

«У Джейд, — позже напишет в письме к Джессике Бойнтон мисси Сара, — в сто раз больше здравого смысла, чем у ее папаши. Если бы он знал, что ему нужно в жизни, он бы сразу прислушался к ее совету».

Не прошло и недели, как Бойнтоны поднялись на борт клипера. Весь клан Рейкхеллов отправился их провожать, а Джулиан с Дэвидом бегали взапуски по палубе, после чего влезли на такелаж, откуда их пришлось незамедлительно снимать.

Джейд на сей раз не захотела брать на себя роль сорванца в юбке и не поддержала начинаний брата и кузена. Все время прощания она держала за руку Элизабет.

Та была по-настоящему тронута этим проявлением внимания и постаралась ответить на него такой же сердечной заботой. Джеримайя и Сара, в свою очередь, прощались с ней в этот раз с особенной теплотой, искренне сожалея об ее отъезде.

Джонатан, разумеется, был всецело поглощен своими обычными заботами и до самой последней секунды не повышая голоса о чем-то спорил с Чарльзом. Наконец подошло время прощаться. Джонатан призвал к себе сына, попрощался с Руфью, а затем подошел к Элизабет, которую по-прежнему держала за руку Джейд. Джейд обвила руками шею молодой англичанки.

— Не забудь о своем обещании, — сказала она.

— Ни в коем случае, — ответила Элизабет, — это обещание — моя священная клятва, и я ее сдержу во что бы то ни стало.

Джонатан с благодарностью взглянул на Элизабет.

— Какая ты молодец, что уделяешь ей столько внимания.

— Ничуть. Мне просто так же хорошо в ее обществе, как ей, надеюсь, в моем. Мы скоро обязательно увидимся, Джейд. — И, повинуясь внезапному порыву, она протянула Джонатану руку. — И мы тоже…

Ощущение неизбежности их расставания неожиданно придало ей храбрости. Она сжала его руку и не отпускала ее.

Джонатан, после секундного колебания, улыбнулся и, нагнувшись, легонько коснулся губами ее губ.

Разумеется, если это и был поцелуй, то явно символический. Однако это не помешало Элизабет впоследствии утешаться мыслью о том, что он все же поцеловал ее как взрослую, а не как свою маленькую родственницу.

Она постоянно вспоминала и о том, что, когда Рейкхеллы наконец сошли на берег, а клипер медленно отошел от стоянки у дока, Джонатан долго не сводил с нее глаз. Выражение его лица было трудноразличимо, но она знала, что он смотрел именно на нее, а это было самое главное. Во всяком случае, он теперь видел в ней женщину.

IV

Солнце сияло на матово-синем небосводе. Погода стояла жаркая и сырая. Дуновение влажных бризов то и дело доносилось со стороны Южно-Китайского моря. Португальский флаг развевался на флагштоке во внутреннем дворике дворца генерал-губернатора Макао.

Все окна дворца были распахнуты, и многочисленные зрители с любопытством следили за разворачивающимися во дворе событиями. Из покоев самого маркиза де Брага безрадостное зрелище созерцал Оуэн Брюс.

Присутствие Брюса было вызвано не собственным его желанием, а необходимостью: таков был приказ, полученный им от дона Мануэля Себастьяна. Шотландцу предписано было явиться на то, что хозяин называл «церемонией». Только слабоумным от рождения людям или кровожадным людоедам могла прийтись по сердцу омерзительная сцена, которая разыгрывалась под окнами дворца. Некий китаец, личность которого была неизвестна зевакам, но хорошо известна Брюсу, был приговорен к смерти за то, что он, опиумный контрабандист средней руки, осмелился обмануть дона Мануэля, придержав часть прибылей, которые причитались маркизу. Теперь же руки его были завязаны за спиной, сам он стоял на коленях, а голова его покоилась на широкой плахе. В дальнем конце ограды распахнулись ворота, и во двор, медленно и тяжело раскачиваясь, ступил специально обученный слон Сирозо, чей вид заставил вздрогнуть многих присутствовавших. Голова контрабандиста была загодя смазана особым веществом, которое неизменно приводило слона-убийцу в неистовое бешенство. Сирозо остановился, поднял хобот, а потом ринулся вперед с ошеломляющей скоростью.

В оконных проемах позади жертвы стояло трое вооруженных винтовками португальских гвардейцев, готовых выстрелить ему в колени, если он попробует встать на ноги и оттянуть страшную расправу. Но Сирозо бежал быстро, а контрабандист, видимо, оцепенел от ужаса.