Восточный фронт

Помню, познакомился я там с одной русской семьёй, глава которой был командиром одного из отрядов 'русской самообороны' (именно его отряд обеспечивал наш прилёт в Харбин). Отличный парень и примерно моего возраста, только он уже был женат. Любил я ходить к ним в гости, знаешь, такие классические русские интеллигенты. А тут прихожу, а их нет. Я служанку: 'Где хозяева?' 'Хозяева на кладбище'. 'А что случилось?' 'Хозяин хоронит своего отца…' Оказывается, отец у него был, офицер — белогвардеец, у Колчака воевал. И теперь, когда началась вся эта заваруха с восстанием, то побежал в ближайший жандармский участок, помогать маньчжурским полицаям держать оборону. Зная, что шансов уцелеть практически нет. Ну и погиб. Вот такой он был упёртый монархист (записку написал: 'Я не смог защитить одного монарха, так постараюсь защитить другого'). Это при том, что китайцы жандармов ненавидели (и поверь, было за что), и тот участок брал именно китайский отряд. И после, всех, кто там оборонялся, буквально растерзали. Так, что моему другу пришлось хоронить своего отца в закрытом гробу, потому что это и на человека‑то похоже не было.

Но и это не конец. Захожу к своему другу через несколько дней, встречает меня его заплаканная жена: 'Серёжу арестовали …' Оказывается, кто‑то донёс в комендатуру, что у моего друга отец — белогвардеец, да ещё и агент жандармерии (раз погиб в жандармском участке). Вот моего друга контрразведка и замела, не особо долго разбираясь. Я в этот день с его женой в тюрьму ходил, посылку передавал.

А. С. Не боялись, что и вас заодно за порочащую связь загребут?

И. Г. Не боялся! И не надо думать, что я один такой уникум был. Пришли в тюрьму, а там большая часть родственников задержанных, пришла со знакомыми им нашими офицерами, которые, так же как и я, согласились помочь. (Прим. — случай реальный! — В. С.) Поверь, мы были очень смелые и очень гордые. А моего, приятеля, кстати, недели через две выпустили.

А. С. А как ваш полковой особист на это дело отреагировал? Наверняка же он узнал, что вы якшаетесь с семьёй задержанного.

И. Г. Да нормально отреагировал. Особист у нас мужик был немолодой, неглупый, но главное, по — человечески порядочный. Он был не кадровый, а в армию был призван с началом войны, а до того был небольшим партийно — хозяйственным функционером. В Гражданскую воевал на Дальнем Востоке в какой‑то партизанской бригаде (очень песню любил 'По долинам и по взгорьям …'), потом вроде бы немножко служил в каком‑то авиаотряде, потом уволился из армии и ушёл на партийно — хозяйственную работу. Ну, а с началом войны, его мобилизовали и как разбирающегося в специфике авиации направили особистом в наш полк. Поначалу мы его считали мужиком недалёким, поскольку говорил он такими 'казенными' фразами, что 'скулы сводило' (ну, а что ты хотел?.. хозпартработа она накладывает …), но с сугубо житейской сметкой, как и с пониманием самой жизни у него было всё нормально.

Помню, должны мы были в первый раз выйти в Харбин в увольнительную. Первый выступил замполит, что‑то говорил про белогвардейцев, бдительность и всё такое. Потом выходит особист и говорит: 'Ребята, я буду краток. Вы наверняка столкнётесь с теми, кого мы — ваши отцы победили в Гражданской. Вы сами — наши сыновья, это те, кто победил немецких фашистов и их кодлу, а сейчас побеждаете фашистов японских. Вы — дети победителей и сами победители! И я надеюсь, что у вас всех хватит ума не становиться проигравшими!..'

Вот поэтому я и говорю, что мы были очень гордыми и очень смелыми, потому что мы были победителями!

Я рассказывал, как в госпитале с японским лётчиком общался? Через три дня вызывает меня особист: 'Пришла тут на тебя бумага. Было?..' 'Было' — и рассказываю ему это всё, что рассказал тебе. 'Ладно' — говорит он — 'я отпишусь, что это я тебе дал задание, встретится с этим японцем, на предмет выявления тактических приёмов. Только ты меня не подведи, если вдруг спросят, а 'давал ли я тебе задание?', говори, что давал. Врать нам надо будет одинаково. Ты всё, что у этого японца узнал, ребятам расскажи, тогда я это по документам как спецмероприятие проведу…' 'Лады' — говорю — 'подтвержу, и с ребятами обсудим …' Вот так всё и закончилось.

А. С. А не пытались узнать, кто это вас сдал?

И. Г. А зачем? Меня этот вопрос совершенно не волновал тогда и не волнует сейчас. Скорее всего, это был тот мамлей — переводчик. Что же ты думаешь, он только переводчиком в госпитале работал? Наверняка ещё и на контрразведку. Даже фамилии его не помню, и лица — кажется, звали его Борис.

А. С. Что‑нибудь ещё интересное в 'Харбинский период' у вас было?

И. Г. Там всё было интересно, начиная самим Харбином, с его товарным изобилием (у нас же ведь всё по карточкам было, и продукты, и вещи, а там от всего магазины буквально ломились) и заканчивая тем, что мне удалось подлетнуть на 'Хаябусе' и с маньчжурскими лётчиками встретиться.

А. С. А где лётчики в Харбине жили? Квартиры снимали или в казармах?