Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944

Затем появились самолеты. Эскадрилья за эскадрильей, они переходили в пике над степью; истребители и штурмовики обрушивали на нас осколочные бомбы и поливали свинцом из своих бортовых пулеметов. Мой товарищ Файхтингер внезапно куда-то пропал. Я не знал, где он остался, не видел я и того, чтобы он пал, сраженный пулей.

С наступлением сумерек нам удалось выйти из зоны вражеского обстрела, да и ненавистные летчики оставили нас в покое. Стали ощущаться голод и невыносимая жажда, они заставили нас шарить по многочисленным брошенным грузовикам в поисках воды и съестного.

В небольшом перелеске стали собираться выжившие в этом аду. Группа пришедших раньше нас солдат взяла командование на себя. Они стали называть номера частей. Так и мне удалось найти свою роту, вернее, то, что от нее уцелело. От двух других рот нашего батальона осталось не более десяти человек. Не существовало больше и штаба батальона.

Но оставался в живых наш ротный командир, а также ротный кол. Он собрал нас вместе и прежде всего пересчитал. Я уже не могу вспомнить точно, сколько нас осталось, но где-то от 30 до 40 человек. Напрасно я искал среди них моего товарища Файхтингера.

В соседней рощице собралось куда больше солдат, уж точно несколько тысяч человек. Там были и остатки дивизий, разбитых в Витебске, часть из которых спаслась благодаря нашему мосту. Было здесь и много грузовиков, и даже несколько танков и штурмовых орудий, хотя почти и без боеприпасов.

Подошел какой-то генерал с несколькими офицерами и рассказал нам, что мы находимся в окружении. Русские форсировали Западную Двину северо-западнее нас, когда мы еще удерживали наш мост. Но они пришли также и с юго-востока, по водоразделу между Западной Двиной и Днепром. На рассвете, сказал генерал, надо будет нанести удар, чтобы прорваться на запад. Каждый солдат из любого рода войск должен будет сражаться как пехотинец. Ударом пехоты надо будет пробить брешь в рядах неприятеля, в которую затем войдут танки и штурмовые орудия, чтобы завершить прорыв. Наши шансы, сказал генерал, довольно высоки. Вполне можно рассчитывать на плохое охранение войск противника. Все ненужное для прорыва должно быть уничтожено.

Уже с полуночи русские начали вести по лесу беспокоящий огонь артиллерией и «сталинскими органами». Было не до сна. Я нашел плохонькое укрытие за стволами деревьев, но должен был постоянно менять его, прикидывая по вою снарядов, прятаться ли мне за следующим толстым стволом или лучше забиться в какую-нибудь яму. Кричали раненые. Они были обречены. Тот, кто не мог идти, должен был остаться здесь.

Наступило утро 26 июня, и мы изготовились к прорыву. Артиллерийской подготовки перед его началом не было, так как орудия и боеприпасы были уже уничтожены. Это означало, что мы должны были прорвать русские позиции, рассчитывая только на ошеломляющий противника удар. Из вооружения у нас оставались только ручные пулеметы и наше личное оружие. Лично у меня был только мой карабин, 40 патронов, стальная каска на голове да еще обычное походное снаряжение пехотинца.

В полном молчании выдвинулись на исходную позицию для удара на опушке леса пехотинцы, перешедшие в пехоту авиаторы и солдаты авиаполевых дивизий. За ними держались русские хиви (добровольные помощники), мужчины и женщины. Не увенчайся наш прорыв успехом — их ожидало то, что хуже смерти.

За ударными группами следовали солдаты-санитары, что уже не имело никакого смысла. Все равно взять с собой тяжелораненых они уже не могли. Если человека в ходе боя ранят легко, то его товарищи справа и слева, действуя как санитары, помогут ему идти со всеми. Если же он получит тяжелое ранение, то его придется оставить на поле боя. Некоторые группы солдат, оставшиеся от своих частей, шли в бой без командиров или тех, кто принял командование на себя. Наш ротный, обер-лейтенант Краузе, по-прежнему был с нами.

При первых лучах рассвета мы оставили наше укрытие в лесу и ползком двинулись вперед. На высоте перед нами виднелся бруствер перед русскими траншеями. Подобравшись к нему поближе, передовые бойцы вскочили и с криками «Ура!» бросились вперед, вслед за ними поднялись и рванулись на штурм фигуры в «фельдграу»[80], «блауграу»[81] и пятнистой униформе.

И тут навстречу им ударил огонь врага. Крики «Ура!» смешались с криками боли раненых. Земля, выброшенная разрывами снарядов, вздыбилась подобно огненной стене. Первая волна атакующих была сметена, вторая прижалась к земле.