Восточный плен. Княгиня

Мари не сразу поняла, как в одно мгновение и она очутилась на месте Френсис. Тишина стала почти осязаемой. Все глаза присутствующих устремились на Мари, потенциальные покупатели, с жадностью рассматривая и беспардонно оценивая её, словно онемели на время.

Не в состоянии более переносить этот позор, она вдруг ощутила слабость и дрожь в ногах. Обессиленно опустившись на пол, Мари всем телом почувствовала жар и смрад, исходивший от шершавых досок помоста. Ей хотелось плакать, но она не могла себе этого позволить. Нет.

«Нет!» – жестко приказала она себе и, выпрямив спину, спокойно поднялась. Что бы ни произошло, как бы ни было невыносимо, она должна оставаться сильной. Никто не должен видеть её слез и страха. Устремив невозмутимый взгляд вдаль, Мари гордо расправила плечи. Она приказала себе думать, будто это не она сейчас стоит в центре двора на невольничьем рынке, будто это всё происходит не с ней и она выше этого ужаса. Краем глаза Мари заметила, что в центре арены были выстроены другие такие же помосты и на них друг за другом выводят невольников… Молодых людей, многие из них были совсем ещё дети. Они торговали детьми! Зрелище противоестественное и отталкивающее.

Тишина становилась гнетущей. Мари вдруг почувствовала на плечах ловкие руки торговца, одним движением снявшие с неё тунику. Лёгкая ткань слетела с плеч, и женщина оказалась обнажена до пояса.

От неожиданности Мари ахнула и инстинктивно притянула руки к груди, стараясь прикрыть себя, отступив на шаг.

В этом беззащитном и непроизвольном движении она, сама того не подозревая, являла собой прекрасное зрелище.

По толпе пробежал восхищённый ропот. Волна возбуждения и похоти всколыхнула и вновь взорвала голоса и крики торговцев. Жадные масленые взгляды обжигали белую кожу Мари сильнее ярких лучей нещадно палящего солнца.

Мари с ужасом и внутренним содроганием встречала каждый взгляд и каждый возбуждённый выкрик.

– Кто больше? – кричал торговец и повторял призыв на разных языках.

Цена возрастала с неимоверной скоростью. Слова, звучащие по-французски, по-итальянски, по-гречески, с трудом доходили до сознания Мари. Она не могла уследить за происходящим, всё пролетало молниеносно.

– Тридцать тысяч! – донеслось откуда-то из толпы.

– Тридцать тысяч пятьсот, – тут же чей-то голос перебил предыдущий.

Мари паническим взглядом попыталась определить выкрикнувшего, но её взгляд непроизвольно метнулся в другую сторону, откуда донеслось:

– Сорок пять!

– Кто больше? – подбадривал торговец и без того бушевавшую толпу.

– Пятьдесят тысяч, – отчаянно бросил тёмный как ночь мужчина.

Не сводя своих оливковых глаз с Мари, он хищно улыбнулся и уж было начал принимать поздравления от обступивших его друзей.

Вновь воцарилась тишина, но на этот раз надолго.

Мари перевела отчаянный взгляд на торговца, а он, хитро подмигнув, промолвил на французском, но так тихо, чтобы только она смогла услышать:

– Он тебя не получит. Я намерен взять гораздо больше… Такие девушки, как вы, ты и белая француженка, – отборный и редкий товар.

Мавр завороженно глядел на пленницу. Его пухлые губы дрожали, и временами он глубоко и порывисто дышал. Его дыхание и вовсе остановилось, когда торговец, приблизившись к его покупке, одним движением стянул с неё тунику. Лёгкая ткань заструилась по бёдрам Мари и упала к ногам тонкой трепещущей лужицей.

Она с ужасом смотрела в глаза темнокожего мужчины и видела – нет, она чувствовала, как порыв неудержимого вожделения, а позже и озлобленности сотряс всё его громадное тело.

Мари била мелкая дрожь, и долго сдерживаемые слёзы прохладными ручейками заструились по её лицу. Тем не менее она высоко держала голову и, встретив обезумевший взгляд мавра, ещё выше вздёрнула подбородок.

Каждый присутствующий мужчина мечтал овладеть ею, покорить ту гордость и неприступность, что так явно и вызывающе горели во влажном взоре женщины. Замерев подобно античной статуе, она сделала над собой усилие, чтобы успокоить дрожь в теле, затем устремила отрешённый взор поверх разгорячённых голов. Отчаяние и стыд точно пригвоздили её к месту, сделали глухой и слепой ко всему, что происходило вокруг.

– Семьдесят… Семьдесят пять… – доносилось до утомлённого разума Мари.

– Кто больше? Кто больше?

Вновь завязалась драка. Мужчины, рыча и выкрикивая ругательства, превращались в свору голодных псов, делящих загнанную на охоте добычу. Более не выдержав, Мари спрятала своё заплаканное лицо в ладони и тихо опустилась на помост.

Мужчины уже не замечали её, их обуяла жажда иного рода. Каждый хотел быть победителем в этой схватке. Быть первым, лучшим и возвысить себя за счёт этого приобретения в глазах других.

И вдруг настало молчание. Оно было таким долгим и таким пугающим, что Мари невольно подняла голову. И от увиденного она на мгновение забыла, как дышать, едва не потеряв сознание.