Восточный проект

— Видите ли, дорогой Георгий Александрович, — нарочито усталым голосом классного учителя сказал Турецкий, — разговор о результатах деятельности комиссии вести пока еще рано. Я сказал: не исключаю, но только в том случае, если они попытаются доказать недоказуемое, вот в чем дело. И такие варианты вполне возможны, могу привести немало примеров из собственной практики. Но это не говорит о том, что я уже заранее напрочь отвергаю любые результаты, несходные с моей точкой зрения. Вот вы меня обвиняете в передергивании фактов, а между тем как прикажете понимать ваше высказывание? Уверяю вас, к самому Станиславу Степановичу я отношусь с должным уважением, можете так ему и передать, как и к членам его комиссии. И в их работу ни я, ни мои коллеги не собираются вмешиваться ни в коем случае. Более того, даже о подсказках речи идти не может. Вот так обстоят дела, уважаемые. Но перед отлетом сюда мне довелось беседовать с начальником Службы безопасности полетов гражданской авиации Валерием Леонидовичем Найденовым. Мы не первый год знаем друг друга, до последнего времени аварийные комиссии обычно он возглавлял сам, и мы с ним работали, как говорится, нюх в нюх, понимаете? Так вот, на все мои предварительные, разумеется, вопросы, касавшиеся первых результатов расследования этой катастрофы, он мне ответил одной фразой: «Александр Борисович, вам оттуда будет виднее, чем мне отсюда, посмотрите сами и, если что, позвоните — от добрых советов мы не отказываемся». Значит, он может так говорить, а вы категорически исключаете любые ошибки только по той причине, что в комиссии работают не мальчики? Я правильно вас понял? Очень странная позиция… Но еще более странным показалось мне то обстоятельство, что акт экспертизы в окончательном его виде еще не существует, однако все, с кем мне сегодня приходилось разговаривать, а также многие ответственные товарищи в Москве фактически в один голос утверждали, что причиной гибели явилась ошибка экипажа, и это уже полностью доказано именно государственной аварийной комиссией, которая опиралась в своем заключении также и на результаты расследования, проведенного белоярской прокуратурой и УВД. Ничего себе? Ну и как прикажете это понимать? Может быть, как определенную тенденцию? Кто заинтересован в этой лжи, господа?

В данном случае Турецкий не лукавил, такой телефонный разговор у него с Найденовым состоялся, он дозвонился-таки до высокого начальника, но Александр Борисович смягчил ответ Валерия Леонидовича. Тот к сказанному добавил, и не без горечи: «Что вы хотите? Укажите мне такую систему, в которой не берут взяток из принципиальных соображений?..»

Много чего он еще добавил, но никого обвинять во взяточничестве Турецкий и не собирался, не в этом дело, а в общей, поголовной коррупции, захлестнувшей и государственные, и частные структуры. И деньги выступают теперь в роли обыкновенного горючего, благодаря которому любой водитель может повернуть свой автомобиль в нужную ему сторону. И эта ставшая обычной практика уже ни у кого не вызывает громкого протеста: ведь ехать-то все равно надо. А куда — это уже пустой вопрос…

Но упоминание фамилии Найденова, а также сама постановка вопроса по поводу лжи напрягли Митрофанова, и его минутная растерянность передалась остальным. Прохоров не знал, как реагировать: получалось ведь, что весь его темпераментный и благородный гнев по причине глупого, ненужного спора, затеянного генералом, обернулся пшиком. Не струхнул следователь. Ничто его, заразу, не берет! И еще этот Смуров, которому сейчас больше других следует жестко отстаивать свою позицию, молчит, будто воды в рот набрал. А может, испугался? Ну, соратнички, мать вашу!

На лице губернатора мелькнуло разочарование, и это немедленно засек Турецкий. Такие моменты упускать нельзя. И Александр Борисович вполне миролюбивым тоном заявил:

— Ну что, господа, не будем больше терять времени на абсолютно никому не нужные споры? Я вижу, что Василий Игнатьевич тоже об этом подумал. Тогда давайте отложим взаимные препирательства на потом, а теперь займемся необходимым делом. Да и ужин ваш оттягивать я не хочу. Думаю, что мы сегодня решим ряд вопросов с вами, Василий Игнатьевич, ну а с господами Смуровым и Митрофановым я готов встретиться завтра в удобное для них время. Я буду в прокуратуре, у Зинченко, вы знаете, где это, господа. Куда мы пройдем?

Момент был угадан точно. Затевать новый крик губернатор не мог, потому что это выглядело бы уже смешно, позору потом не оберешься. Да и следователь не отстанет, сейчас для него это — дело престижа. «И черт с ним!» — едва ли не вслух высказался Прохоров, сам себе махнул рукой и отправился, грузно переваливаясь с ноги на ногу, вглубь холла, где находился его рабочий кабинет. Смуров и Митрофанов, переглянувшись, уставились им вслед.

— А ведь один — ноль в его пользу, блин! — негромко бросил Смуров, когда ушедшие почти скрылись за дверью.