Восток

Шайн поднял свободную руку, потянул ремешок на подбородке. Ишь каков! Дунай даже усмехнулся. Воин неумолимо напоминал по повадкам многих хорошо знакомых ему людей. Отец пластуна порой предлагал поединок даже вшивым мохначам нео, гордясь воинской отвагой и честью. И этот шайн, зуб можно дать смело, такой же. Сам Дунай так бы не поступил, для него важнее результат и жизнь. Своя, оставшаяся при нем, в отличие от противника. И наплевать, что там тот подумает. Шайн, видно, такого мнения не разделял. Давно мог бы прикончить беспомощного блюющего пластуна, ан нет. Дождался, пока тот придет в себя.

Шайн стащил шлем, чуть наклонив голову. Будь Дунай не таким слабым, бросил бы нож. Вон он, кусок открытой шеи, такой манящий. И пусть кожа покрыта странными темными бляшками, он пробил бы ее. Только руки еще тряслись, не желая приходить в себя после ядовитого дыма, что наглотался пластун. Но тот момент, пока враг ничего не видел, Дунай потратил не зря.

Один из двух кругляшей зелья, утаенных им после возвращения из прошлых рейдов, перекочевал с воротника куртки в рот. Лишним не будет, ведь в схватке надо выжить. Раз воин, а, судя по доспеху, он у шайнов в почете, стоит здесь один… то мало ли. Но главное, на самом-то деле, именно пройти мимо странного шайна к люку. Вдруг за его спиной, в самом последнем вагоне, никого и нет. Воинская гордость страдать не должна, даже если заботливые подчиненные думают по-другому. Если Дунай все понимал правильно, то, появись сейчас за этим высоким кто из стрелков, не миновать тому наказания. В Кремле никто не рисковал соваться в дела поединщика, бросившего вызов врагу, кем бы тот ни был.

Под шлемом у шайна оказалось обычное лицо. То есть для шайна обычное, такое же смуглое, с легкой желтизной и раскосыми темными глазам. Вот только шрам, пересекающий его слева направо… странный он. Дунаю таких видеть не доводилось. Тоненькая белая ниточка, протянувшаяся от левого виска шайна, проходила под глазом, пересекала тонкий нос, пропадая только у правой скулы.

Шайн аккуратно положил свой красивый шлем на ящик. Постучал себя по груди кулаком, ткнул им в сторону Дуная.

– Чего? – Пластун опешил. Потом понял: – Да, есть.

И постучал по себе в ответ. Жилет глухо ответил, скрытый тканью куртки. Шайн довольно кивнул и поманил Дуная ладонью. Клинок в его руке дрогнул, начиная собственную жизнь. Хватило движения, чтобы понять: воин перед пластуном первоклассный. Захотелось сплюнуть от злости. Впустую атаковать шайнов, выжить в их ловушке и напороться на этого вот.

Проглоченное снадобье начало действовать. Закололо в руках и ногах, на миг снова накатила темнота, тут же отпуская. Голова прояснилась, стало куда как легче дышать.

– Попляшем? – Дунай ухмыльнулся, вытягивая свой меч. Пусть он и короче, но ничего. Жаль, не успел зарядить пистолет. Накласть ему, если честно, две кучи на гордость этого вот, в доспехах. Дунай знал цену доблести, знал цену победе. Необязательно, что одно всегда сопряжено с другим, и уж тем более не у разведчика. Но деваться некуда, остается драться.

Клинок шайна еще раз качнулся, на этот раз недвусмысленно указывая на что-то у пояса пластуна. Дунай посмотрел вниз, наткнулся взглядом на ручку большего ножа. Хех, каков у него противник оказался, прямо одни расшаркивания и благородства. Ну-ну, шайн, твое дело. Нож привычно лег своей тяжестью в левую ладонь Дуная, придав уверенности.

О-оп! В узком проходе не больно-то вышло развернуться, но Дунаю хватило и этого. Меч пошел сверху и чуть наискось, грозя зацепить шайну левую руку, ничем не прикрытую на сгибе. Тот мягко ушел в сторону, уверенно отбив настоящий и убийственный выпад ножа Дуная. Рывком отклонился, пропустив догоняющий удар мечом. Пластуну пришлось бить с разворота, опасно приоткрывая собственную спину. Спасла скорость, вернувшаяся после зелья из проглоченного шарика, а ее-то кешайн от измученного пластуна точно не ожидал. Темные глаза мелькнули напротив, воздух свистнул, разрезанный мечом врага. Дунай успел перехватить нож, прижимая к предплечью, принял его длинным телом удар. Звон показался оглушительным, рука как отсохла до самого плеча. А нож хрустнул, переламываясь у самой ручки, тут же отброшенной Дунаем в сторону. Вот тоже, не было печали.

Мешок, чьи ремни разболтались за время схватки в поезде, зацепился за край одного ящика. Треснула ткань, но выдержала, не разорвалась. Дунаю приходилось часто биться со всем своим барахлом за спиной, но сейчас все казалось лишним, ненужной помехой, ведущей к плохому исходу.