Комнату наполнили собой сразу несколько ароматов, ласкающих обоняние, заставивших желудок Дуная заурчать еще сильнее и на время забыть про вещающую непонятную ерунду маску напротив. Да и пусть себе говорит, может, чего полезного получится услышать.
Перед ним прямо на темный выметенный пол поставили жестяной лист с тремя большими мисками. Густой, наваристый мясной бульон, само мясо, поданное отдельно, нарубленное крупными кусками и пересыпанное зеленью, тонкие лепешки с кусочками топленого сала на них. И большой чайник, из носика которого доносился тонкий незнакомый аромат.
– Ешь, послушник,– маска кивнула ему.– И слушай рассказ, только не чавкай. Шайны не едят человекоподобных, не бойся.
– А я и не боюсь,– буркнул пластун, уже жуя большой кусок мяса.– Это ж фенакодус, а тут вот хоммут.
– И хорошо, что не боишься. В чайнике настоящий чай, Ерофей. Ты пил его когда-нибудь? Да что я спрашиваю, точно же не пил. Откуда он у вас здесь, в вашей крепости, у отгородившихся от всего остального мира людей. Хотя кое-что у вас получается как нельзя лучше. Смотрю на тебя, служитель церкви, и радуюсь. Вон ты какой, высокий, сильный да могучий. Куда больше наших кешайнов, не говоря уж про гао. Если монахи в Кремле такие, то какие же, скажи мне, друг Иван, воины? Молчишь? И правильно делаешь, я сам тебе могу сказать, какие они у вас там. Ты, если хочешь, продолжай прикидываться этим, как его… а, да, валенком. Знаешь, что такое валенки, нет?
Попробуй лепешку скрутить с мясом и потом запей сразу бульоном. Ну, вкусно? Так и думал, что понравится. Умеют гао готовить, ничего не скажешь. У вас-то, в крепости, говорят, неплохие быки. Вкусные? Ну не хочешь, так и не говори. Я рассказывал тебе про Хана, так?
Отвлекся, ты уж не обессудь, сейчас продолжу. Мы шли к вам очень долго, иногда мне кажется, что даже чересчур. Мы Народ, те, кто выжил в Войну, восстановили все, что смогли. Народом управляет Новая Яса, послушник, или кто ты там. Согласно ее уложений, Хан родился и вырос кешайном, воином Народа, его мечом и щитом. А я, к слову, хайн, тот, кто решает, судит и правит. Именно мы ведем Народ вперед, руководствуясь Ясой. А ты, воин Кремля, корчащий сейчас передо мной комедию, можешь думать что хочешь. Судьба твоя решится сегодня и здесь. Какой она будет – зависит только от тебя.
Хана ударил кривым ржавым куском железа один из ваших мохнатых друзей, нео. Наш Призрак, тогда еще просто Храбрый Хан, мог умереть, и должен был умереть. Но не умер, заставил отнести его к Полю Смерти и вернулся из него живым и целым. Только не говорит больше ни слова, даже мне. И еще он стал намного сильнее, Варсонофий… хотя какой ты Варсонофий? Как тебя зовут, воин?
– Дунай,– пластун вытер рот рукой.– Что тебе с моего имени, хайн? И как зовут тебя?
– Дунай? – Маска качнулась вперед.– Хорошее и сильное имя. Есть… или была, такая река. Большая, сильная и могучая, полноводная и чистая. Понимаешь, что случилось дальше? А все мы, люди, умные и сильные, да. У Народа есть своя миссия, и мы с Ханом орудие, которое ее выполняет. И мне, дорогой мой возможный друг Дунай, хотелось бы поговорить с тобой об этом, если ты не против, конечно.
– Имя… – проворчал Дунай.
– Что, не понял?
– Его звали Дунаем Ивановичем,– пластун глотнул терпкого напитка из круглой чашки с синими разводами.– Того воина, из крови которого натекла река, названная по его имени. Не надо мне рассказывать про реку, у меня под окнами одна такая течет, сколько себя самого помню.
Маска застыла, уставившись в его сторону. Баритон какое-то время не отзывался, лишь разминал ладони, сведенные вместе. Повернул голову к кешайну, неподвижно стоявшему сбоку от собеседника Дуная, кивнул куда-то в сторону. Хан подошел к шкафу, открыл, достал высокую пузатую скляницу с толстой вязаной кишкой, отходящей в сторону. Поколдовал с ней, чиркал кресалом, подкладывая что-то на самый ее верх. В комнате ощутимо запахло сладковатым, снова потянуло дымком. Дунай пожал плечами и решил нормально осмотреться.
Комната, узкая и вытянутая, с одним окном. Вытертые, покрытые пестрыми узорами ковры по стенам и на полу, стол, кресло и шкаф. И больше ничего лишнего. Да и ковры, если присмотреться, больше подходили не для тепла или красоты. Скорее для того, чтобы наружу не вырывалось ненужных звуков. Вот такие вот дела с коленкором, пластун вздохнул про себя. Ничего не пропустил? А, точно, картины. Ажно целых две штуки, висевшие напротив друг друга.
На первой красовался мордатый грозный мужик с сердитыми бровями и бородой. Чуть раскосые глаза, странная шапка и волосы в косичку. Но точно нормальный человек, не мутант, без всякой там шерсти или кожаных бородавок. Сбоку, вытянувшись лесенкой, чернели несколько загогулин. Дунай дураком себя не считал, понял, что буквы. Только как такие читать?