Восток – Запад

– Кто ты такой, Альт? – обронил он. – Сидишь здесь спокойно и как ни в чем не бывало, а я не могу тебя проницать. Ты приплыл в город месяц назад, баркой. Попал в самый центр бардака с Григхасом, встал против Праведного, и… все. Нет тебя. Исчезаешь. Не оставляешь отпечатка на лице города, не мутишь Источников, не влияешь на аспекты. А это делает всякий, и любой листок, падающий в океан, порождает волну, а за тобой всегда тянулся характерный след. И внезапно – все закончилось. Я беседую с тобой столько времени лишь затем, чтобы ты сидел на месте, а я – мог… распробовать. Но когда поворачиваюсь к тебе спиною, кажется мне, что никого здесь нет. Что я – один. Там, где ты сидишь, нет даже дыры в пространстве. Ничего. Может, я сошел с ума и разговариваю… нет, духи тоже оставляют явственные следы. Может, я беседую с призраком собственного разума, а?

– Этот призрак разума может сейчас встать и пнуть тебя под зад, если поможет.

– Не советую. – Странно, но Явиндер впервые выглядел смертельно серьезным. – Расскажешь мне, что происходит?

Альтсин взглянул в закрытые бельмами глаза. Впервые в жизни он почувствовал себя неуютно рядом с ясновидцем. Халупа внезапно сделалась тесной, словно вокруг нее сомкнулся кулак невидимого великана, готовясь раздавить хижину в щепки.

Здравый рассудок попискивал нечто об опасности и смерти, но вор на него цыкнул. Ведь именно затем он сюда и пришел. И начал говорить.

О сражении в саду графа, ставшем результатом его глупости, об убийственной ярости, которая горела в его венах, когда барон должен был нанести последний удар. О кошмарах, наполненных видениями жестокости, в которых демон навязывал людям Волю, толкал их в объятия беспрестанной, незаканчивающейся войны, а тех, кто сопротивлялся, – сокрушал и резал. О бегстве от тех видений, о путешествии с места на место. О возвращении в город в поисках помощи как раз тогда, когда разгорелась война между Григхасом и Цетроном. И о картинах, которые появлялись средь белого дня, между двумя ударами сердца.

И о том, что сломанные ребра срослись у него за пару дней и что он схватил клинок голой рукою и вырвал его у Праведного, словно сражался с малым ребенком. И о чувстве, которое навестило его перед самым смертельным ударом, нанесенным Праведному, о холодной, избавленной от эмоций жестокости, охватившей его на миг – словно бы он сделался кем-то иным.

– Ты сопротивлялся?

При одном воспоминании Альтсин почувствовал в голове грохот сталкивающихся кораблей.

– Да. Тот юнец… нет, дело было не в нем, просто так нельзя поступать. Убийство – это убийство… проклятие, я не могу объяснить яснее… Закон улицы: если ты это заслужил, то тебя могут ободрать до живого мяса. Но мучить кого-то только затем, чтобы передать сообщение?

– И тебе удалось?

– Я убил его ударом в сердце. Явиндер…

– А потом? Боль? Словно тебя бросили в огонь?

– Нет. Только будто мне дали в лоб кистенем. Шла кровь из глаз, ушей, носа. Я потерял сознание.

– И с того времени – тишина? Никаких кошмаров?

Вор слегка улыбнулся:

– Верно. Никаких. Но я не помню снов, а порой… теряю сознание днем.

– Все чаще?

Альтсин задумался, и какая-то пугливая часть его сознания заскулила: «Солги, солги, солги».

– Да. Все чаще. Явиндер, что со мной такое?

Старик склонил голову набок, в лишенных радужек и зениц глазах не удалось бы ничего прочесть.

– Не знаю, – ответил он. – Не знаю, парень.

– И только-то? Я отсиживаю здесь задницу и рассказываю о своих кошмарах, а ты говоришь: «Не знаю»?

Ясновидец улыбнулся одними губами, а Альтсин только теперь заметил, насколько тот напряжен.

– Видишь ли, парень, этого мало. Может быть множество причин, которые приводят к твоему состоянию. От самой простой, насчет безумия и поступков под воздействием больного разума, и до самого сумрачного, чего-то, что угнездилось у тебя внутри головы. В мире полно существ, питающихся человеческими душами, и демоны не самые страшные из них. Ответ на то, что происходит, скрывается где-то за завесой беспамятства, прячущей твои сны.

– Завеса беспамятства, прячущая сны? Явендер, ты пьян? Сам послушай. Ты говоришь, словно дешевый поэт. Что теперь? Эпос двенадцатистопником? Не можешь сказать по-человечески, что – понятия не имеешь? Что это – больше тебя? Что слава лучшего ясновидца в городе – просто обман, хрень, которую ты впариваешь наивным чувакам, чтобы те платили золотом за всякую там ересь?

Старик ощерился:

– Пытаешься взять меня на слабо́? Уличный воришка, воображающий себя кем-то важным. Но если уж мы о снах… Есть место, в котором, может, мне и удастся показать тебе то, чего ты не помнишь. Вот только хочешь ли ты это увидеть на самом деле?

– Далеко отсюда?

– Несколько миль вверх по реке. Старые руины. Придется идти на веслах.

Альтсин встал:

– А у тебя есть лодка на двух человек?

* * *