Восток, Запад и секс. История опасных связей

Разумеется, благоразумное приятие подобной полигамии – не то же самое, что приятие масштабной и глобализованной сексуальной индустрии как таковой. Истина по-прежнему такова, что очень немногие тайские женщины, у которых удачно складывается жизнь, согласились бы сами стать проститутками, даже если они готовы смотреть сквозь пальцы на визиты их мужей к проституткам. Да и вряд ли можно встретить такого мужчину – как среди тайцев, так и среди приезжих с Запада, посещающих бангкокские бордели, – который примирился бы с мыслью, что его собственная дочь занималась бы с другими мужчинами тем самым, чем он охотно занимается с чужими дочерьми. Поэтому трудно не воспринимать вакханалию, творящуюся в местах вроде Бангкока, как крайнее безобразие: все эти толпы иностранцев, рыскающих по улицам и барам, все эти орды с разных концов земли, которые набивают чемоданы презервативами, часами обмениваются в интернете грубыми и жестокими женоненавистническими наблюдениями, а потом летят на недельку-другую в Манилу или Бангкок, чтобы штурмовать там бордели и заниматься сексом почти без передышки, и все эти женщины, которые каждую ночь спят с новым мужчиной, а иногда и с несколькими в течение одной ночи. Что и говорить, человечество предстает тут не в самом выгодном свете.

И все-таки, насколько мне известно, бурный расцвет проституции не вызывает сколько-нибудь заметных общественных протестов в Таиланде. Не слышно требований что-то изменить или тем более запретить. Столь снисходительное отношение к сложившейся ситуации, когда тайские женщины сексуально обслуживают иностранцев, объясняется множеством причин. Например, такими: этот промысел приносит стране много иностранной валюты; проституцией промышляют в основном женщины из Иссана, этнические лаоски, до которых бангокскому обществу практически нет дела; в тех городах, где процветает проституция, она ограничивается несколькими улицами, куда большинство тайцев не ходят. Однако такое отсутствие возмущения со стороны общества нельзя полностью отделить от общего отношения тайцев к сексу, браку и моногамии, в корне отличного от воззрений христианского Запада.

“Во времена молодости моего деда в порядке вещей считалось иметь старших и младших жен, и часто старшая жена выбирала младших”, – рассказывал мне в 2007 году в Бангкоке Мечаи Виравайдья, представитель законодательной власти Таиланда и один из виднейших социальных реформаторов страны. О роли старшей жены Мечаи сказал: “Она являлась как бы главным распорядителем в семье. Если вы приходили в гости к богатому человеку, то видели жилой комплекс из шести домов: самый большой дом принадлежал старшей жене, а в каждом из остальных жило по младшей жене”. “Только с недавних пор у королей всего по одной жене”, – продолжал Мечаи, подчеркивая, что последние короли стали моногамными, отказавшись от многовековой традиции многоженства. Однако в некоролевских семьях очень распространен такой обычай: на похоронах мужа его старшая жена объявляет о существовании младшей жены и детей, о которых раньше никто даже не слышал. По тайскому закону мужчина может иметь только одну жену, но если у него рождаются дети от миа-нои, то эти дети (их называют кхао нок нах, или “рис, выросший за пределами поля”) обладают ровно такими же правами на наследство и пользование отцовской фамилией, что и дети, рожденные от законной жены. “Это скорее ответственность, чем верность, – сказал Мечаи, определяя главенствующую ценность. – Признавая свое отцовство, человек берет на себя ответственность”.

Клаузнер считает, что на тайских взглядах, возможно, сказывается влияние буддизма – в частности, буддистское понятие о карме, то есть представление о том, что поступки, совершенные человеком в прошлых жизнях, накапливаются и приводят к обстоятельствам его нынешнего существования. По мнению Клаузнера, вера в то, что условия жизни каждого человека являются следствием его (или ее) кармы, выливаются и в некий фатализм по отношению к другим, и в нежелание выносить моральные суждения. “Многие занимают такую позицию: “Кабы не милость Божия, такая же участь постигла бы и меня”,[22] – сказал он. – Они привычно смотрят на человека, находящегося в невыгодном положении, например на калеку или на проститутку, и думают: “Такова ее несчастная судьба, такова ее карма”.