Восток. Запад. Цивилизация

– Леди Диксон… – Голос Найджела изменился, и не только он. Лицо тоже исказила судорога. На долю мгновенья. – Занятие окончено. И если позволите, я проводил бы вас… к мужу.

И совсем тихо добавил:

– Пожалуйста.

А потом еще тише, так, что я едва расслышала:

– Найдите повод… отказаться.

И губу закусил.

Я поглядела на Бертрама. Тот чуть нахмурился. И кивнул… разрешая?

– Думаю, нынешняя работа многому вас научила, – заметил Орвуд. – Кстати, на следующей работе возьмем проект посложнее. Леди Диксон, позволите вас проводить? Тем более мне все одно надо наверх. Полагаю, отец также завершил свое… выступление.

Так мы и пошли.

Я. Справа – Орвуд с Лапочкой. Слева – Сент-Ортон. Шли мы, шли… ну и пришли. Тот же холл. Те же люди. Ага, Чарльза вижу в компании светловолосого господина с физией донельзя знакомой.

Я перевела взгляд на Найджела.

Ишь ты, как его корежит-то.

– Леди Диксон. – И голос деревянный-деревянный. – П-позвольте представить вам моего отца… лорд Алистер, герцог Сент-Ортонский.

И поклонился.

А я только вдохнула. Мать моя женщина, как же воняет-то! Да несчастные погибшие во имя науки кролики и в подметки этому герцогу не годятся.

– Премного счастлива знакомству, – сказала я с легким чувством сожаления. Главным образом о том, что вонь – это вряд ли веская причина, чтобы пристрелить человека.

– И я, леди, несказанно счастлив, – пропел Алистер Сент-Ортон, кланяясь низко. – Давно мечтал встретиться с особой столь… выдающейся.

И руку протянул.

Донельзя изящную руку с тонкими пальцами и перстнем в виде дракона.

Глава 44,

где, если подумать, ничего не происходит

Виктория, забравшись на подоконник – вот что у нее за манеры-то? – меланхолично обрывала лепестки. Лепестки падали на юбки, прилипали к влажноватому стеклу. И что-то было такое во всем этом донельзя тоскливое, что слезы на глаза наворачивались.

Вообще, они наворачивались сами собой, и с утра Эва даже всплакнула.

Слегка.

Совершенно без причины, что явно ненормально. И главное, чувство непонятное. То ли бежать куда-то тянет, то ли упасть без сил.

А цветы раздражают.

И университет тоже раздражает, потому что… потому. А цветы сильнее. Несут и несут. Каждый день. В домике уже места нет, а их все тащат.

«Прекраснейшей».

И у Тори такие же записочки. Тоже, стало быть, прекраснейшей. Самой очаровательной. Пленившей душу. Никакой, в общем, фантазии. Хотя когда-то мечталось, чтобы так… а Эдди ничего не прислал. И вообще, он появляется, да, но словно бы скорее для порядку, чем по делу.

И на ту сторону пройти не получается.

Эва пыталась.

И Тори пыталась. Дудку вот брала, гладила, баюкала, но дунуть так и не рискнула. Наверное, из-за того, что на полигоне случилось. Хотя, конечно, не факт, что тут Тори виновата. Или Эва. Или вообще кто-нибудь виноват. Может, оно само восстало. И вообще, справились же.

С нежитью.

А с остальным? Спросить, что происходит, не у кого. Берт на вопросы лишь головой покачал и сказал, что все сложно и нужно потерпеть. Немного. До бала у Эстервудов, потому как что-то там на этом балу произойдет. Тут и ежу понятно, но вот что?

Отец и вовсе появляется редко.

Чарльз Диксон мрачен.

Милисента тоже. Кажется, они вообще поссорились. Или нет?

– Бесишь, – сказала Тори, не открывая глаз.

– Чем?

– Сопением своим. И возмущением.

– Я не возмущаюсь!

– Ага.

– Я просто… просто вот опять! Как всегда! Что-то же произошло, ну… тогда, на лекции. Или после?

– Когда ты сбежала в парке погулять?

Щеки вспыхнули. И… и ведь не одна она гуляла, а втроем, что совершенно точно прилично и допустимо. И говорили они о важном.

О драконах.

И еще о прериях. О Мертвом городе, в котором Эдди побывал, но тоже странно, почему тогда только Милисенту город принял? Если Эдди тоже дракон? Или тогда он еще не был совсем драконом?

Не это важно, главное, что они говорили.

Как-то сразу и обо всем. И вернулись домой поздно. Правда, маменька ничего не сказала, только вздохнула – то ли печально, то ли мечтательно. Вот. А потом, утром уже, Эдди проводил их на занятия и отговорился занятостью.

Мол, дела.

У всех дела. Только они с Тори снова сами по себе.

– И молчат. – Эва тоже забралась на подоконник и сестру локтем пихнула. – Подвинься.

Как ни странно, та подвинулась.

– И ты тоже молчишь.

– Просто… – Лепестки сорвались с пальцев. – Я опять вижу тот сон. С самого начала. Теперь – как мы собираемся. У тебя с прической еще не ладится, и ты злишься.

– Можно подумать, ты никогда не злишься.

– Злюсь. – В последнее время Тори и вправду стала будто тише. Спокойней. – Ты… извини, пожалуйста.

– За что?

– За все.

– Тебе плохо?

– Очень… я ведь вижу. Хочу все увидеть, полностью, но получается только отрывками. Как танцую с Сент-Ортоном, с младшим. И ты. Потом Милисента. А затем раз! – и мы в пещере. В той, в которой я убиваю всех вас.

Эва обняла сестру.

– Я… не хочу! – всхлипнула та.

– Значит, не убьешь.

– Ты… ты не понимаешь… у него такая сила. Такая… власть. Он приказывает, и я не могу… не могу ослушаться!

– Можешь, – уверенно говорит Эва. – Конечно можешь. Помнишь, что дракон сказал?

– Слова…

– И пусть!

– Но я пыталась…