Восток - Запад. Звезды политического сыска

РАПОРТ НАЧАЛЬНИКА ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ А.БЕНКЕНДОРФА

ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ КОНСТАНТИНУ ПАВЛОВИЧУ

О ПОЭТЕ МИЦКЕВИЧЕ

Его Императорскому Высочеству

Государю Цесаревичу,

Великому князю Константину Павловичу

от генерал-адъютанта Бенкендорфа 1-го

Рапорт

На отзыв Вашего Императорского Высочества от 5-го сего марта поспешаю донести следующее: польский поэт Мицкевич, принадлежавший к студентскому виленскому обществу филаретов, находится на службе при московском военном генерал-губернаторе князе Голицыне и приезжал вместе с ним в С.-Петербург. В то время находился здесь министр финансов Царства Польского князь Любецкий, и особы его свиты, желая послушать импровизации Мицкевича, собирались несколько раз вместе, где было также по нескольку поляков, живущих в Петербурге. Невзирая на то, что князь Голицын отлично рекомендовал Мицкевича, за ним учрежден был строжайший надзор и все шаги его и речи были наблюдаемы, но замечено, что рекомендация князя Голицына справедлива и что Мицкевич человек отменно тихий, скромный, даже робкий в речах и поступках, вовсе не занимается политическими разговорами и предан совершенно своей поэзии.

О статье, помещенной в польской газете, знали здесь прежде. Один из приятелей Мицкевича желал подшутить над противниками и критиками Мицкевичева таланта, находящимися в Варшаве, как то над Дмоховским, Осинским и другими, и написал партикулярное письмо к поляку, жительствующему в Петербурге, а теперь находящемуся в Варшаве, старому болтуну, зная, что письмо непременно разойдется по рукам и взбесит литературных противников Мицкевича. В сем письме все преувеличено до крайности. Справедливо, что в день именин Адама Рогальского Адам Мицкевич обедал у него вместе с несколькими служащими здесь поляками и что после обеда, когда приехали особы из свиты князя Любецкого, Мицкевич импровизировал о Самуиле Зборовском, но не для того, чтоб вывести на сцену этого бунтовщика, а чтоб сделать вежливость тонкую молодому князю Сапеге и выхвалить знаменитого Замойского, предка жены его, который споспешествовал наказанию Зборовского, ибо Мицкевич прежде уже импровизировал об его предке канцлере Льве Сапеге. Мицкевич вовсе не падал в обморок, как сказано в газете, и никаких восторгов не изъявлено было криком слушателей, как сказано там же. Несправедливо также, что русские принимали с восторгом Мицкевича. Он только был вхож здесь в два русские дома, к вдове историографа Карамзина и к министру просвещения Шишкову, женатому на польке. Из поляков он бывал только у своих школьных товарищей, служащих здесь. Поэма его «Валленроде» напечатана здесь с позволения ценсуры не в польской типографии, какой вовсе не имеется, но в типографии г-на Края, а из этого в польской газете сделано krajowej, или национальной.

Мицкевич, по отъезде отсюда московского военного генерал-губернатора, возвратился в Москву, и можно утвердительно сказать, что здесь русские не обращали на него ни малейшего внимания, ибо здесь вовсе не занимаются польским языком и польскою поэзиею. Кроме того, Мицкевич был болен и лежал в постели три четверти времени своего пребывания в Петербурге. О помянутом письме говорили здесь прежде, как о мистификации варшавских литературных врагов Мицкевича, и почитали шуткою.

Генерал-адъютант Бенкендорф

23 марта 1828.