Востоковед

– Они оставили свои дома, свои семьи, свою работу, свои университеты. Аллах позвал их, и они пошли на Его зов спасать погибающий мир. Аллах устал ждать, устал смотреть, как зло разрастается и готово поглотить человечество. Аллах построит новый мир, создаст новое справедливое человечество. Это всегда больно. Эти юноши услышали голос Аллаха. Не все они вернутся домой. Но все они рано или поздно встретятся в раю. – Голос бородача стал певучим, взволнованным, как у проповедника, когда тот выходит под своды мечети.

– Откуда они? – Торобов разглядывал юношей, их запыленные одежды, сдержанные движения, огненные, под черными бровями глаза.

– Тот, что ближе к нам, Расул, чеченец, два года воевал в Афганистане, был ранен. Выздоровел и едет воевать в Сирию, помогать своим братьям. Рядом Ибрагим из Нальчика, год просидел в тюрьме, там ему переломали все пальцы. Говорит, что остался один несломанный, чтобы нажимать спусковой крючок. Руслан из Дагестана, воевал в горах, вышел из леса. Говорит: «Хочу заново прочитать Коран в сирийских горах».

– А вы кто?

– Я физик, преподавал в Казанском университете. Понял однажды, что законы Корана выше законов физики. Закон справедливости выше законов квантовой механики.

Торобов всматривался в лицо бородача. Под его обличьем исламского фундаменталиста проглядывало лицо светского интеллектуала.

– Когда-то в Казанском университете учился Ленин, – произнес Торобов. – Он, как и вы, понял, что исторические законы марксизма выше уголовных законов, и повел русский народ в революцию.

– Ленин был величайшим из русских. Аллах приоткрыл ему законы справедливости. Но Ленин считал, что справедливость устанавливают люди. А справедливость устанавливает Аллах, и этой справедливости подчиняются небесные светила и полевые цветы.

– Революции, о которой вы говорите, противостоят мировые силы. Авианосцы, космические группировки, бомбардировщики. Как их одолеть? – Торобову был интересен этот проповедник, умевший облекать в доступную светскую форму высокие религиозные смыслы.

– Авианосцы не сильнее Аллаха, и они будут тонуть, как ореховые скорлупки. Космические станции не сильнее Аллаха, и они будут падать в море, как горящие спички. Самолеты не сильнее Аллаха, и русский самолет, взорванный над Синаем, – на него указал перст Аллаха.

– Но там погибло триста человек, включая грудных младенцев. Разве это угодно Аллаху?

– Когда рождается новый мир, всегда больно. Те, кто погиб над Синаем, были угодны Аллаху, и он взял их в рай. И эти молодые люди, что едут воевать в Сирию, угодны Аллаху. Они герои Аллаха, мучники Аллаха. Каждый погибший герой производит на свет миллионы героев. История – это ветер. Смерть героя – это искра. Так рождается пожар мировой революции. Сначала Сирия, потом Россия.

Бородач поклонился Торобову и отправился к своим спутникам. Стал что-то внушать им вполголоса.

Торобов увидел, как мимо него прошел еще один юноша с короткой бородкой, в узорной восточной шапочке. Он нес корзину, которая была полна яблок. Золотистые, с красными наливными боками, они были тяжелыми, так что у юноши отвисла рука. Он поднес корзину товарищам. Они заглядывали в нее, выбирали яблоки. Сидели на земле, и каждый держал светящийся плод, боясь его надкусить, такой красивый, драгоценный он был. Один юноша кинул яблоко другому, и тот ловко его поймал и кинул обратно, в ответ. Еще один бросил яблоко товарищу, и ладонь, поймавшая плод, издала мягкий шлепок. Они сидели кружком и кидали друг другу яблоки. Плоды взлетали, золотистые, алые, крутились в воздухе, попадали в ловкие ладони.

Торобов любовался их игрой. Опытные бойцы, искушенные в войне, в лесных засадах, в нападениях на полицейские участки, они были сейчас как дети, отдавались детской забаве.

Торобову предложили яблоко, но он вежливо отказался.

Возле машин, под навесами, возле деревьев, где лежали люди, началось движение. Люди поднимались с места, шли все в одну сторону, прочь от дороги. Извлекали платки, стелили на землю и начинали молиться. Одновременно, подчиняясь таинственной слаженности, падали ниц, поднимались, замирали, обращая ладони к небу, снова падали лбом на землю. Так одновременно, под дуновением ветра, гнутся стебли травы.

Торобов чувствовал этот ветер, летящий с небес к земле.

Раздались крики, зарычали моторы. Таможенники завершили оформление документов, стали пропускать машины. Сначала тяжело выруливала, проезжала под шлагбаум колонна фур. Следом прошли красные автобусы и мелкие грузовички. Торобов видел, как молодые люди с бородачом повскакали в синий микроавтобус, на дверце которого была нарисована бутылка пепси. Сам же сел в кабину грузовичка, рядом с тощим длинноносым водителем. И вся протяженная колонна машин потянулась сквозь ворота таможни, втягиваясь на территорию Сирии.

Приграничный город, сквозь который проходила колонна, казался гончарно-желтым, полным горчичной пыли; в ней клубилась толпа, вспыхивали то зеленые, то малиновые хиджабы. Торобов заметил, как на площади тощий верблюд надменно воздел свой библейский нос.