Ну, картинка для «Холлмарк». В этом платье она была в ту ночь, когда они впервые встретились в клубе в центре… и он помнил ее в нем, стоящую под потолочным освещением, ослепительно красивая ложь, являвшаяся рафинированным злом.
С точки зрения календаря, та встреча произошла всего несколько недель назад. С точки зрения опыта, прошло много, много жизней.
Благодаря ненависти член затвердел, возбуждение не было связано с тем, что он находил привлекательным, скорее с тем, что таковым не считал.
Он хотел разорвать Девину на части и слушать ее крики. Хотел, чтобы она познала на себе – каково быть беспомощным и во власти кого-то, кому, в сущности, глубоко наплевать.
Он хотел, чтобы она умоляла…
И она будто почувствовала, что с ним творилось, демон улыбнулась, словно ей вручили подарок на день рождения.
– Ищешь что-то конкретное, Джим?
Глава 42
Мэлс услышала, как дверь захлопнулась за Джимом Хероном, но не обратила внимания ни на него, ни на его уход. Она не сводила глаз с лица Матиаса. Каким-то… чудом, мужчина преобразился… целиком и полностью: цвет его кожи впервые с момента их знакомства был теплым, а не серым от переживаемой боли. Шрамы исчезли. А его глаза…
Его
Тот, что всегда был мутным, сейчас прояснился, будто проблемой была некачественная линза, и он ее вытащил.
Но дело не в браке у «Бауш энд Ломб»[142], ведь так?
– Что… – Все, что она смогла вымолвить, голос пропал от каши в голове.
– Я не знаю. – Матиас покачал головой. – Я… понятия не имею…
Она протянула руку и коснулась едва различимых шрамов.
– Ты исцелился.
Как такое возможно…
Взгляд Мэлс резко переместился к зеркалу, изображение Джима Херона, стоявшего позади нее, вернулось с поразительной точностью.
А потом она услышала голос Матиаса…
О, Боже… буквально…
– В этом есть нечто большее, ведь так? – сказала она натянуто. – И это связано с Хероном.
Матиас повернул голову и в поцелуе коснулся губами ее ладони. Все, что она получила в ответ.
В последовавшей тишине Мэлс думала о том, что говорил ее отец годами. Тогда она была типичным подростком, спорила со всем и всеми: когда они ехали из церкви, она заявила, что не верит в Бога, Рай или Ад… так с чего ей портить себе каждое воскресное утро?
Ее отец посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:
– Просто потому, что ты не веришь, еще не значит, что этого не существует.
Смотря в лицо любимого мужчины, она не верила произошедшим переменам… и все же, могла провести пальцем по его коже, сейчас не отмеченной шрамами.
И, развивая мысль, Мэлс пришла к выводу, что плохо понимала все это: ни то, как все началось за пределами кладбища… ни тех двух мужчин, сопровождавших Матиаса… ни то, что произошло с ней под водой… это тоже.
Но, как сказал ее отец, это еще не значило, что все нереально.
– Я хочу поцеловать тебя. – Матиас не сводил взгляда с ее губ. – Это все, что я знаю.
Она понимала его. В водовороте замешательства и послешоковом состоянии, для нее было важно лишь одно… лишь одно казалось реальным… что она хотела быть с ним любым способом, каким только возможно.
Губы Мэлс замерли в дюймах от его, и она прошептала:
– Мне кажется, что сейчас кровать освободилась.
Матиас сократил дистанцию, легко касаясь ее губ. Потом он поднялся на ноги и поднял ее, запустив одну руку под колени, а вторую – под руки.
– Подожди, я слишком…
Она не успела произнести «тяжелая». Он поднял ее с кресла и, уверенно держа над полом, отнес к кровати нехромающей походкой.
– Что произошло в ванной? – снова спросила она.
Вместо ответа он уложил ее на покрывало, а потом оседлал ее бедра, нависая над ней.
– Я не знаю… и это правда. Я вошел внутрь и… Эдриан… слушай, давай не будем об этом сейчас. Давай… займемся другим… описав произошедшее словами, понятней при этом не станет.
У нее возникло чувство, что он прав. Все бессмысленно, кроме нужды быть с ним… и утверждение приобрело особенную правоту, когда он провел пальцем вниз по ее горлу и до выреза на кофте.
– Где ты достала это платье.
– Это плащ. Складной… я всегда ношу его в сумке.
– Без молнии?
– Да.
Он слегка улыбнулся, но потом вновь помрачнел… будто вспоминал, почему ей пришлось сменить одежду.
– Не думай об этом, – сказала она ему. – Не сейчас.
В конце концов, оба могут играть в игру «Забудь об этом».
– Как я могу, – сказал он серьезно. Но потом наклонился и поцеловал ее, нависая над ней, его руки потянулись к поясу, который удерживал две половины плаща вместе…
– На тебе под этим ничего нет? – выдохнул он.
– Абсолютно.
Он слегка отстранился.
– Не могу решить, это либо самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышал…
– Либо?
– Либо я хочу убить любого, кто увидит тебя в таком виде.
– Я ничем не сверкаю.
– Это тут не причем.
Собственническая нотка в его глубоком голосе заставила ее улыбнуться… особенно когда он распахнул плащ и скользнул своими большими ладонями по ее телу. Его рот повторил путь, губы были мягкими, а зубы острыми – когда нежно прикусывали кожу, задерживаясь на каждой груди, пока сосок не становился напряженным.